Место, где его чуть не придавило щитом.
Макар понимает, что легко отделался лишь благодаря быстрой реакции брата, однако… В голове нет-нет да всплывают картинки того, что могло бы случиться не окажись у их классов общего урока.
Сейчас по расписанию точно такой же, однако…
Макар мнётся на пороге спортзала, не решаясь войти. Пропускает одноклассников, стараясь не вслушиваться в долетающие до него шепотки. Пусть шепчутся. Он всё равно не готов войти без брата. А тот копуша где-то затерялся, потому как в раздевалке его ещё не было.
«Или уже?»
Макар всё-таки заглядывает в зал, чтобы пробежать взглядом по присутствующим. Только брата так и не находит. Зато взгляд невольно цепляется за непривычно пустое место, где на прошлом занятии висел тот самый щит. Видимо вернуть обратно его так и не удосужились.
Кто-то толкает в спину и Макар едва не вылетает за пределы коридора. Цепляется пальцами за косяк в последний момент, всё-таки удерживаясь на месте. Рядом ржут, проходя мимо, словно ничего и не случилось.
Незнакомые массивные фигуры вызывают единственное желание — пнуть в спину, так чтобы летели уже они. Но если с одноклассниками ещё можно так поступить: вспомнить какие-то старые обидки или авансом за будущие, которые непременно будут, то с незнакомыми связываться не хочется. Так и брата подставить можно.
Горячее прикосновение к шее заставляет вздрогнуть от неожиданности. Шероховатые пальцы, на мгновение задержавшиеся на выступающих позвонках, тут же исчезают, стоит лишь обернуться.
— Не тормози, — голос у Костьки чуть хриплый, словно привыкший болтать брат слишком долго молчал. Да и вид весь какой-то… взъерошенный.
Только вот спросить что-либо Макар не успевает. Вспарывая воздух, вместо привычного звонка, не слышимого здесь, звучит учительский свисток и требовательный окрик.
— Эй, Перов. — Тихим шёпотом из-за спины. Учитель снова один и, для удобства, оба класса поставили вместе, но в двойную шеренгу.
— Перов, — снова тот же голос, только вместо шёпота теперь недовольное шипение. А через мгновение Макара уже дергают за олимпийку. — С каким петухом твой брат подрался?
— Чего? — Макар оборачивается осторожно, так чтобы не привлекать внимание продолжающего перекличку учителя, и натыкается взглядом на Крюкова, которого в общем-то тут из-за разницы в росте и быть не должно. — Какие петухи?
— Ты перья у него на плече видел?
— Костьк, а с каким воробьем ты подрался? — тут же вторит сосед Крюкова, хлопая стоящего рядом Костю по плечу.
Макар переводит взгляд на брата как раз в тот момент, когда тот посылает незнакомца, не уточняя направление, и отряхивает плечи. Только перо всё цепляется пушком, не давая от себя избавиться.
«И никакой не петух, скорее действительно воробей» — как-то отстранёно отмечает про себя Макар, шлёпая брата по руке, которой тот расчленяет перышко на составляющие, и снимая последнее. Маленькое, пёстрое, в нём, кажется, собрались все оттенки коричневого.
— Не петух, — авторитетно, словно опытный орнитолог, констатирует никак не желающий заткнуться Крюков, выхватив пёрышко из пальцев Макара прежде, чем тот успевает его более-менее рассмотреть.
— Говорю ж воробей. Петух бы заломал, — тихо, так чтобы учитель не услышал, ржёт одноклассник Костьки, отступая на шаг назад, словно ожидая, что тот обернётся и вломит. Макар, впрочем, тоже ждёт такой реакции от шумного брата. Гнев учителя его обычно не особо волнует. Однако тот реагирует непривычно, словно всё ещё не проснулся, хотя с утра уже прошло несколько уроков.
— Нахрен вас с вашими шуточками, — только и ворчит Костя, что вызывает удивление у Макара и остальных. Брат обычно более… громкий.
— Ты как? — не удерживается Макар, чуть наклоняя голову в сторону Кости, но делая вид, что внемлет расписывающему планы на урок учителю.
— Пить хочу и спать, — так же тихо отзывается тот, растирая заднюю часть шеи и забираясь под ворот футболки пальцами. — Чешется…
Предположение о неправильно срезанном с футболки ярлычке так и не срывается с губ, когда учитель, повысив голос ещё больше, заставляет развернуться направо и приступить к пробежке.
— Так!
Макар, как и все остальные, останавливается, пойманный окриком и хлопком в ладоши. Выдыхает шумно, оборачиваясь к учителю как раз в тот момент, когда он начинает раздавать указания.
— Девочки займите места на скамейках и не мешайтесь. Сегодня будем играть в футбол. Кто-нибудь перетащите ворота на свои места. А ты…
Макар замирает в ожидании чужого решения. Играть не хочется. И в этот раз отнюдь не из-за того, что он равнодушен к футболу как к виду спорта, а скорее из-за неприятной слабости, разливающейся по телу после пробежки. Словно их гоняли не несколько минут ради разминки, а весь урок, внезапно без подготовки заставив сдавать норматив на время.
— Иди-ка, посиди с девчонками. Только убедись, что не под кольцом сел. А-то мало ли что…
Учитель скалится, вызывая стойкое желание выругаться. Или из-за чёртового упрямства воспротивиться. Словно в Макара брат вселился. Тот бы, скорее всего, поступил именно так: остался стоять, как ты не гоняй.
Вместо этого Макар, кивнув, просто разворачивается, действительно осматривая свободные места и расположение колец. Брат будет занят игрой, так что стоит позаботиться о себе самому.
— Валентин Петрович, можно я тоже запасным побуду? — слышится голос брата за спиной и Макар тут же оборачивается. Смотрит неверяще, не понимая, как такое возможно.
— Мало того, что Соболев уже второе занятие прогуливает, так теперь ещё и ты отлыниваешь? — встаёт в позу учитель, но тут же сдувается, словно видит что-то, что Макару сейчас недоступно. Это чувствуется по пропавшему из чужого взгляда запалу, по остановившимся на полувзмахе рукам, а потом звучит в подтверждении: — Ладно. Иди, протирай штаны на скамейке. Чёрт с тобой.
Реакция учителя становится понятной, стоит только Макару заглянуть брату в лицо. Костя выглядит как-то… нехорошо. У него непривычно поплывший, мутный взгляд и слишком уж алый румянец на щеках, мать такой, кажется, называла лихорадочным.
Заболел, что ли?
За спиной шушукаются неприятно громко. Чуть-чуть усилий и услышишь всё дословно. Но сейчас Макара совершенно не волнует, о чём там треплются устроившиеся на лавках, словно птицы на насесте, девчонки. Даже если они его самого обсуждают или их обоих. Слишком уж неважно выглядит обычно шебутной и весёлый брат.
— Чего?
Костя хмурится в ответ на пристальный взгляд, замирая на полушаге. Можно, конечно, просто спросить, но толку от его ответа? Отшутится или отмахнётся. А Макару нужно всего одно движение, чтобы убедиться в закравшихся в голову подозрениях. Что он и делает, не задумываясь — под чей-то тихий писк сокращает расстояние между ними и кладёт ладонь на чужой лоб, как всегда делала мать.
Всего на пару секунд, но и этого хватает, чтобы понять, что подозрения были верны — лоб у брата слишком уж горячий, чтобы это могло быть нормально. И окончательно забить на этот и предстоящий урок.
Что он, кажется, сделал что-то странное, Макар понимает только по резко усилившемуся шушуканью за спиной, однако предпочитает этот факт проигнорировать. Из двоих братьев хотя бы он один должен вести себя ответственно и по-взрослому, верно?
— Валентин Петрович? — чтобы дозваться приходится повысить голос и позвать ещё раз, ибо в первый он не откликается, то ли не слыша, то ли просто игнорируя. — Валентин Петрович!
— Чего тебе, Перов?
По широким нахмуренным бровям и тяжёлому взгляду заметно, как недоволен учитель тем, что его отвлекли. Однако Макару сейчас не до того. На повестке дня совсем другие задачи.
— Позвольте выйти в медпункт. У него температура.
— А ты у нас значит ходячий градусник?
Тихие смешки звучат отовсюду, словно сказанное — очень весёлая и необычная шутка.
— А вот за этим нам и надо в медпункт, — не поддаётся Макар. Тем более что Костя так и стоит, лишь отступив на шаг. Словно сил уйти совсем не осталось.