Удовлетворение от победы длится недолго, так же как и работа с домашним заданием. Стирается без следа, уступая место неприятному чувству одиночества и собственной слабости.
Брат оказался оборотнем. Если быть точнее птицей-оборотнем. А он сам?
Макар прикусывает кончик ручки, чувствуя на языке неприятный привкус пластика и чернил.
Единственное, что у него появилось — это какая-то странная ментальная связь с Костей. Только толку от неё не так что бы много… Помочь на экзамене, конечно, это вообще шик. Правда, помогать скорее Косте придётся, чем ему самому. Но…
Они же братья. Одной крови, а значит, логично, что и в нём должен спать зверь.
Макару хочется обернуться. Увидеть чем занимается брат, но вместо этого он только сильнее сминает зубами кончик ручки, да пытается вернуться к урокам. Перечитывает в очередной раз условие задачи, но смысл снова ускользает, возвращая к совершенно другим, не связанным с напечатанным на бумаге текстом, вопросам.
Может, в нём способности проснутся в следующем году?
Костя всё-таки старше почти на полтора года, и Макар мог просто ещё не дорасти…
«Ага, а как выкручивать суставы чужим изменением, так взрослый!» — морщится Макар, откладывая ручку, когда пластик начинает хрустеть под зубами. — «Тоже мне подготовительный курс оборотничества!»
Но ведь он же пробовал! Ночами, когда брат спал, он сам пытался представить себя птицей. Но даже кожа зудеть не начинала, не говоря уже о появлении когтей или перьев…
— Ты чего?
Макар вздрагивает, когда на плечо ложится горячая ладонь. Он даже не заметил, как брат подошёл. Упустил из вида, полностью погрузившись в собственные мысли.
— Ничего. Задача не решается, — врёт Макар, отстраняясь от тетрадки, так что утыкается затылком в бок брата. Прикрывает глаза, устало выдыхая и задумчиво распахивая ту самую дверь в голове, что закрыл не так давно. Тут же становится несколько легче и теплее. — Ну, нафиг эту алгебру. Завтра перед школой сделаю.
— Или просто спиши у кого-нибудь. Не всё же им у тебя.
Макар только кивает, елозя затылком по боку. Кажется, сегодня он устал больше обычного.
Глава 17
За окном, несмотря на ранний час, неприятно темно от низко нависших плотных туч. На кухне даже свет приходится включить, чтобы не завтракать в потёмках.
— Нервничаешь?
Лука пожимает плечами, засунув в себя ложку каши и тем самым избавившись на время от необходимости отвечать.
— Какие они? Думаешь, справишься? — продолжает лёгкий допрос отчим. Он не давит, однако Луке всё равно не нравится поднятая тема. Вот только отчим, видимо, этого не понимает и не замечает. Смотрит пристально в ожидании ответа, так что отмолчаться не выйдет.
— Раньше справлялся.
Времени до выхода остаётся всё меньше. И можно было бы опоздать. Ничего ему не скажут за лишние пять-десять минут, но хочется наоборот прийти на место первым. Луке такой расклад кажется наиболее верным.
— Новый опыт, а? Раньше ты был с командой на равных, сейчас же…
— Я никогда не был на равных, — резче, чем хотелось бы отзывается Лука.
Отчим видимо понимает, сворачивает со скользкой дорожки рассуждений, которые напоминают Луке, что в прошлой команде он стоял во главе лишь из-за собственной рассудительности, а не способностей. Вот только отступать, так и не собирается. Возвращается к уже озвученному ранее вопросу, на который так и не получил ответа:
— Так какие они?
Сидит расслабленно, смотрит, чуть прищурив глаза, и, в отличии от Луки, никуда не торопится. Сегодня у него выходной.
— Я пока не знаю даже, кто из них согласится, — честно отзывается Лука, вычищая тарелку ложкой. Думать о том, что никто из них не придёт сегодня — не хочется. Как и о том, что будет, если такое всё-таки произойдёт. Слишком далеко они зашли, чтобы так просто и спокойно отступить, оставив всё как есть.
«Всё будет хорошо. Самуил Борисович умный человек, он всё просчитал».
Зверем Самуила Борисовича Лука тоже не считает. Даже если они не придут сейчас, после проявившихся способностей точно попросят помощи. И даже если откажутся сотрудничать, то их как минимум должны научить с этими способностями жить. Возможно, даже это будет сам Лука, ибо больше особо и не кому.
Только внутри неприятно скребётся мысль о том, что с сывороткой они поторопились.
— Лука?
Лука смаргивает, возвращаясь в реальность.
— Почему они могут не согласиться? Им же нужна помощь. Иные способности это не шутки.
Врать отчиму по некоторым вопросам хоть и уже привычно, за несколько-то лет, но до сих пор неприятно.
— Какие кстати способности?
— Понятия не имею, — честно отзывается Лука. — Не в школе же об этом говорить.
«Тем более они могли ещё не появиться» — мысленно заканчивает Лука и сам себе не верит. Видел он жёлтые огни в глазах Константина. Как минимум старший Перов что-то да уже имеет в багажнике.
— А тебе самому они как? Ты почти ничего не сказал о них, ни когда вернулся, ни после. Я же сам их только на следующих выходных увижу и то, скорее всего мельком. До машин вряд ли сразу допустят.
— Потому что говорить особо нечего, — отзывается Лука, поднимаясь из-за стола. — Я слишком мало их знаю. Один и вовсе из другого класса. Но… — он оборачивается на пороге кухни. — Я думаю, что они хорошие.
«Правда будет ли толк от этой хорошести?»
Лука хмурится, натягивая кроссовки и, прежде чем уйти, хлопнув дверью, скороговоркой отзывается: «Спасибозазавтрак!». Хорошие манеры ещё никто не отменял.
Быстро шагая в сторону школы, где была назначена первоначальная встреча, Лука боится лишь одного: прийти и обнаружить пустоту. Ведь это значит, что все они отказались от предложения. Сразу.
Поднявшийся ветер, словно подгоняя, бьёт в спину. Только Лука ему не подчиняется. Лишь всматривается в направлении школы и не прогадывает. Впереди, около кованого забора, маячит тёмное пятно автомобиля. Это может быть и чужой, тяжело понять с такого расстояния, но Лука надеется на лучшее. Спешит, перебегая узкую однополосную дорогу, даже не глянув по сторонам, и облегчённо выдыхает, поймав взглядом махнувшую ему рукой фигуру Фёдора Иннокентьевича.
Согласились. Хоть кто-то из них, но придёт. И от этого сразу становится как-то легче.
Лука привычно протягивает руку для приветствия и кивает на чёрный бок слишком большой, даже если придут все, машины, но вопрос задать не успевает, Фёдор Иннокентьевич предугадывает, отвечая прежде:
— Нет ещё. Никого нет, — и без перехода: — Не знаешь, почему Степана не посадили за баранку? Он куда как лучше справляется с техникой, если та вдруг снова забарахлит.
Завязанный внутри узел, чуть ослабевший при виде знакомого лица, снова затягивается. Однако Лука этого не показывает. Пожимает плечами, отзываясь как можно небрежней:
— Он говорил, что выходной дали. Больше мне знать, видимо, не положено.
Поблизости от школы немного неуютно. Словно они делают что-то предосудительное. Будто и не в стенах этого здания уже было сделано больше чем достаточно, для того чтобы они оказались здесь.
— А если они не придут?
Прислонившись спиной к боку машины, Лука смотрит в сторону ведущей вдаль дороги. Хотя и понятия не имеет, с какой стороны они появятся.
— Беспокоишься?
Лука косится на Фёдора Иннокентьевича, но ничего не говорит. Однако тому и этого взгляда, видимо, хватает.
— Не переживай. Раз гоняли машину, значит, уверены, что они придут.
Лука лишь кивает. Говорить не хочется. Идти внутрь, впрочем, тоже, хотя так и не затихший ветер морозит, неприятно забираясь под ветровку, так что её приходится полностью застегнуть.
— А Самуил Борисович сегодня будет? Не просто же ради экскурсии по базе их собирают? — Лука ёжится от ещё одного порыва ветра, скрещивая руки на груди.
— Будет. Он уже был на базе, когда я уезжал. Приехал с самого утра… О! А вот и первые ласточки.
Обернувшись в указанном кивком направлении, Лука тоже замечает две приближающиеся фигуры и не понимает, отчего сердце начинается биться быстрее. Виной ли тому облегчение, что двое уже пришли, или, может быть, понимание, что можно будет напроситься на аудиенцию к Самуилу Борисовичу и спросить. Хотя и не уверен до сих пор, что тот сочтёт нужным отвечать.