— Когда закончишь. Я буду в кабинете.
Тихон появляется и исчезает внезапно. Вот только что мелькнул в конце коридора белым пятном: завернул за угол, махнув хвостом, и всё, нет его. Притом что Лука точно знает — там ничего нет. Даже поворота как такового, лишь визуально кажется, а так — стена.
По спине ползёт неприятный холодок, так что Лука, передёрнув плечами, интуитивно находит под слоем одежды амулет. Ничего же странного не происходит. Просто домовой обходит свои владения, пока его хозяин тут.
«Всего-то…»
Лука давит так и просящуюся на губы улыбку. Быстро же он привык.
Только вот морозец с кожи никуда не уходит, словно откуда-то поддувает, забираясь под одежду, ветер.
— Тут казарма. Если быть точнее — бывшая казарма, — ведя за собой новую команду, комментирует Лука, стараясь отвлечься от неприятного ощущения. За ним наблюдают, это и так понятно. Только колкие взгляды, кажется, направлены отовсюду, а не только из-за спины. — Отремонтированная, местами перестроенная. Если бы мы остались на первом этаже и свернули налево, то пришли бы к пищеблоку, направо — медблок и кабинеты. Ну и библиотека тоже на первом этаже. Здесь же жилые комнаты. Какие-то заняты, какие-то нет…
— А кем заняты? — выпускает своё любопытство Алиса. — Ну, в смысле, кто тут живёт.
Лука оборачивается, останавливаясь у двери в собственную комнату. Если уж и показывать внутренний вид жилых помещений, то на ней, а не на чьей-то чужой. Тянется к ручке, на мгновение замирая: чудится ему рядом с Алисой серая тень, зыбкая будто марево. Не морок, но…
— Чего?
Стоит моргнуть, как она исчезает, словно и не было.
— Обычно не так уж и много тут живёт. Точно знаю лишь про дока, да ещё пару-тройку человек. Комнаты выглядят примерно так, — он всё-таки поворачивает дверную ручку, позволяя заглянуть внутрь. Сам, правда, предпочитает смотреть на чужую реакцию, осторожно делая то, на что не дал времени Самуил Борисович — изучая.
— И кто тут живёт? — Костя суёт нос первым. Заглядывает, по-птичьи вытягивая шею.
А когда Лука отвечает лаконичным «Я» три головы оборачиваются к нему с удивительной синхронностью.
— Сейчас, правда, только по выходным и, думаю, на каникулах буду.
— А раньше? — Алиса вопросительно вскидывает брови, на что Лука лишь пожимает плечами:
— С двенадцать лет и до некоторого времени — постоянно…
— Вересков!
Лука вздрагивает, возвращаясь в реальность из которой успел благополучно выпасть. Смотрит на Самуила Борисовича, не совсем понимая, чего от него хотят. Слишком глубоко окунулся в недавнее воспоминание.
— Как тебе команда?
— Именно по этому поводу и пришёл, — на этот раз Лука безбоязненно встречается с тяжёлым и холодным взглядом. Собственные недовольство и лёгкая обида оказываются сильнее возможного напряжения и привкуса пепла на языке. — Вы обещали дать время…
— Нет. Я сказал, посмотрим. И счёл твою просьбу не целесообразной. Полученная о них информация меня более чем устроила.
— Вы их не спрашивали. — Не вопрос, констатация факта. Лука старается быть спокойным, хотя внутри что-то неприятно щекочет, задевая маленькими коготками внутренности. Хочется добавить: «Как нас», но он проглатывает это дополнение.
— В этом не было необходимости. Ещё вопросы?
Щекотка исчезает так быстро, словно её и не было. Сменяется сковывающим всё внутри холодком, неприятным, чуточку болезненным, но не отбивающим желание спорить.
— Никак нет! — Лука прикусывает язык, давя в себе такое желанное продолжение: «Товарищ подполковник!». Слишком заметно будет его недовольство. И так, судя по вскинутым бровям, спалился.
Лука напоминает себе, что не имеет права критиковать старшего, тем более, когда тот — верхушка этого айсберга. Слишком уж разнится их жизненный опыт. Кто Лука такой…
Обида неприятно горчит на языке.
— Иди к своей новой команде, Лука. Не заставляй их ждать, — звучит почти по-отечески мягко. Внезапно и… неприятно.
«Потом вы их тоже разбросаете по разным точкам?» — хочется спросить Луке, глядя Самуилу Борисовичу в глаза, но он только кивает, разворачиваясь и выходя за дверь.
Его всё равно никто спрашивать не будет. Проверено уже.
Надо — делай. Сделал — переходи к другой задаче.
Глава 18
Оконный механизм тихо щёлкает, стоит только повернуть ручку. И в тишине спальни этот звук кажется настолько громким, что сердце в груди заходится от лёгкой паники, однако успокаивается почти тут же, стоит лишь обернуться. Брат возится, глубже закапываясь в одеяло, но так и не просыпаясь. За стеной тоже тихо, так что можно перевести дыхание.
Что он и делает, вернувшись к окну и подставив лицо прохладным струям ночного, ещё почти по-летнему приятного ветерка.
У него должно получиться. Сегодня, сейчас. Он просто это чувствует.
«Как там? Сосредоточиться, представить себя птицей?»
Это не трудно, когда вся кожа зудит, не давая нормально уснуть, и грезится бескрайнее небо с россыпью мерцающих звезд.
Он сглатывает, прикрывая чуть зудящие горячие веки. Подставляется влетевшему в окно новому порыву ветра.
Боязнь боли на мгновение останавливает. Не своей. Можно перетерпеть. Ему не хочется, чтобы брат почувствовал её отголоски. Но мгновение проходит и он решается. Слишком заманчива сладость свежего воздуха. Слишком пьянит голову тёмное небо над городом.
Зуд усиливается, превращаясь в острое покалывание, кости ноют, меняясь, тянет мышцы. И в тот момент, когда волна дрожи спускается по позвоночнику вниз, концентрируясь в копчике, он подпрыгивает, позволяя пижамным штанам свалиться мятой тряпкой на пол.
Дребезжит задетое крылом окно, и он в панике оборачивается, но нет, всё тихо. Везде.
Город впереди притягивает словно магнит. Сияет огнями окон и фонарей. Перемигивается фарами проезжающих мимо машин.
Он шагает вперед, словно делал это всегда. Расправляет крылья, позволяя воздуху поймать тело.
Взмах, ещё один.
Он даже не думал, что летать будет так приятно. И что чистое тёмное небо за пределами ярких огней города сияет алмазной крошкой.
Забрав крутой вираж, он спускается к домам. Проносится, петляя меж деревьев, с восторгом прислушиваясь к работающему как часы телу. Планирует, провожая в путь чью-то машину, прежде чем свернуть с проезжей части на пешеходную дорожку.
Оказывается, у него есть инстинкты и если не пробовать рулить самому…
— Ой, мамочки, смотри, что это⁈
— Вау, сова! В городе!
— Может из зоопарка сбежала?
— Или кому-то в Хогвартс пора!
Сбивая с толку, звучит на разные голоса, переплетаясь в клубок из удивления, восхищения и смеха, так что он спешит скрыться от чужих взглядов. Рвётся ввысь, ловя крыльями потоки воздуха. Сердце в птичьей груди бьётся как сумасшедшее от страха и восторга одновременно. И от второго становится стыдно.
Там, в их общей комнате, спит так и не вставший на крыло брат. Он не узнает этого восторга. Не почувствует бьющего в лицо ветра над крышами домов. И определённо будет волноваться, если проснувшись, обнаружит, что остался в комнате один.