«Когда же закончатся, эти чёртовы сюрпризы⁈»
Вместо кота перед ним стоит невысокий старичок с небольшой бородкой и копной белых, как шерсть кота, волос; в простой домотканой рубахе подпоясанной поясом, такие Лука видел на картинках в учебнике истории за период Руси. Только глаза остаются всё теми же: жёлтыми с чуть вытянутыми по вертикали зрачками. Да хвост мелькает, когда домовой садится, скрестив ноги: по-простому, прямо на пол.
— Никто не обвиняет тебя во лжи, Тихон, — словно ни в чём не бывало, заявляет отец. Хотя для него эта внешность домового, скорее всего не стала неожиданностью. — Просто расскажи как есть и не тяни резину. Ты ребенка пугаешь. Заявил тут, что его прабабка от дара умерла. И это после того, как он сказал про проявление своего!
«И ничего не напугали. Информации мало для этого» — честно собирается заявить Лука, но язык отчего-то не хочет ворочаться во рту и такое чувство, будто прилип к нёбу. Противно и стыдно, особенно когда Тихон смотрит как-то по-особому и внезапно извиняется, прежде чем начать свой рассказ.
— Пр-р-рабабку твою ведьмой кликать начали ещё пр-р-режде, чем ей десять лет исполнилось. Может даже поэтому они и сошлись с твоим пр-р-радедом. Тоже не от мир-р-ра сего был. Чем не пар-р-ра колдун, да ведьма? Лечила знатно, пор-р-рчу снимала. Только всё это не пр-р-роходит бесследно. Не уходит в никуда ни пор-р-рча, ни болезнь. Оставят носителя, да пр-р-рицепятся к тому, кто помог. Пусть не полностью, тенью, пр-р-ризраком, остатком. Большинство уходило в предметы, что она потом сжигала, да развеивала по ветру или зар-р-рывала в землю, но всё же. И видимо скопилось за два десятилетия слишком много всего. Да и ор-р-рганизм уже не то чтобы молод был…
— Она тоже видела болезни или как там их, порчи, в виде паутины? — тихо уточняет Лука. В голове немного не укладывается, хотя, казалось бы, чуть больше фантастики в жизни или чуть меньше, какая уже разница? — Или может быть, это и вовсе что-то другое было?
— Может и др-р-ругое. Но паутину она упоминала…
— У каждого своё восприятие, не забывайте, — внезапно будничным тоном перебивает отец. — Для кого-то паутина, для кого-то сети, а кому-то и вовсе марля.
— Не смешно, пап, — между глазами начинает неприятно ломить и Лука растирает переносицу пальцами. — Вот вообще.
— Даже если у вас одно и тоже, твой дар-р-р пр-р-роснулся позже и если не пер-р-реусердствуешь, леча напр-р-раво и налево, то вполне доживёшь до стар-р-рости, — обнадёживает Тихон, снова оборачиваясь котом. Странное это зрелище. Вот он заваливается назад, прямо так, не вставая с пола, а выворачивается уже с четырьмя лапами. Всего-то и надо — моргнуть.
— Медиумы, ведьмы… Кажется, тот укольчик был лишним, — бормочет Лука, зарываясь пальцами в волосы. — У меня в генах и так полная хрень.
Глава 21
Алиса впервые за долгое время чувствует себя свободной, находясь в четырёх стенах. Обычно для этого нужен был лес или хотя бы парк, где можно затеряться, уйдя подальше от людей. Ну, или безлюдная ночная улицу. Но сейчас…
Она активно перебирает лапками по покрывалу, словно танцует под одной ей слышимую мелодию. Хотя так и есть. В голове Алисы звучит песня силы и свободы. Она наконец-то дышит полной грудью и слышит чётко и ясно. Гораздо лучше, чем было ещё этим утром.
«Лука ты волшебник!»
Ей хочется смеяться, но выходит только лисье тявканье.
Алиса не знает, как тот это сделал и что за «паутина» была, но прямо сейчас, на волне охватившей её эйфории, готова лизнуть его в нос. В благодарность конечно!
Она замирает, словно глиняное изваяние, стоит только на лестнице послышаться шагам. Этот ритм, такт. Она узнает его из тысячи.
«Дядя!»
Хвост снова приходит в движение, а из горла невольно вырывается радостное тявканье.
Вот он обрадуется. Обязательно! Ведь они так долго не понимали, что происходит и беспокоились.
Спрыгнув с постели на пол, Алиса рыжей тенью мчится к двери, громко цокая когтями по линолеуму, и замирает на пороге прихожей. Голосов на лестничной клетке два. Один принадлежит дяде, а второй… Алиса узнает в нём Артура Кузьмича, старого коллегу дяди из ветклиники, и тут же ныряет обратно.
Неприятно колотится сердце, когда она спешно меняется, забившись в самый дальний и тёмный угол. Тело выворачивает, заставляя сухожилия растягиваться, кости меняться, а суставы с хрустом вставать на место. Привычная неприятная, но терпимая процедура.
Под шум голосов из прихожей Алиса отряхивается от налипших на горячую и чуть влажную кожу шерстинок. А когда дядя тихо стучит о боковину шкафа, привлекая внимание, уже натягивает на себя домашний сарафан, что предусмотрительно бросила на угол постели.
— Алис, у нас гости, — вместо приветствия сообщает дядя.
Немного напряженное, обеспокоенное лицо ослабляет внутреннее недовольство.
Алиса ведь хотела рассказать такую новость, а он!
— Я слышала.
— Выйдешь к чаю?
— А что мне за это будет?
Алиса выискивает носом посторонние запахи. Не может же так быть, что дядя привел в гости человека на чай, а к нему ничего не принёс. Пирог-то вчерашний она ещё утром доела. Но находит лишь запахи улицы и дождя.
— Не переживай, сладкоежка, Артур Кузьмич принёс яблочный пирог. Без добавок. Всё только натуральное и свежее.
На душе теплеет ещё больше и Алиса всё-таки кивает.
За пирог можно и подождать со своей новостью. Немного.
— Всё такая же красавица, — замечает Артур Кузьмич, улыбаясь тонкими обветренными губами. Смотрит с довольным прищуром, собрав в уголках глаз букетики из морщинок и заставляя Алису едва заметно краснеть.
«Старый ловелас!»
Почти полностью седой и благополучно уже наполовину полысевший Артур Кузьмич, возможно, когда-то и был красив, но это время прошло. А в характере видимо осталось.
— Не вгоняй её в краску. Знаешь же, что смущаешь, — ставя на стол чашки с чаем, замечает дядя. Алиса благодарно переводит дух, когда Артур Кузьмич отводит от неё свой взгляд.
Она никогда не любила находиться под пристальным вниманием. Будь оно хоть трижды положительным.
— Прости, прости. Давно её просто не видел. Не забегает теперь к тебе на работу, как раньше.
— Повода не было. Дядя перестал забывать обеды, — отзывается Алиса, принюхиваясь к поднимающемуся от чая ароматному парку. Выставленный в центр стола пирог она уже осторожно обнюхала, убедившись в правдивости дядиных слов.
— Заботливая племяшка. И такая взрослая. А скажи-ка мне, Алиса. Поговаривают, у тебя наконец-то завелись поклонники?
Сердце пропускает удар, а пальцы вздрагивают, едва не расплескав налитый до самых краёв чай.
Брошенный на дядю взгляд ничего не проясняет. У того на лице написана такая же настороженная растерянность, какая скребётся и внутри у Алисы. Только вот Артур Кузьмич остаётся всё таким же благодушным и спокойным. Видимо не заметил их переглядываний.
— И кто поговаривает?
— Помнишь, у нас постоянная клиентка есть? Шпиц Пушок. И… Варвара что ли… Никак не запомню точного имени. Иванова, кажется. Но их у нас ещё трое… В общем, заходили они тут на днях, когда тебя не было. Так Варвара рассказывала, что твою девочку видела в компании парней. Одноклассники, небось? Или всё-таки ухажёры?
Внутреннее напряжение немного отпускает, да так что Алиса едва сдерживается от фырканья. Варвару она знает. Старушка со своим шпицем ходит в клинику, где работает дядя, уже не первый год и порой они сталкивались. Вездесущая, любопытная. Наверняка и ещё что-нибудь добавила. Для красоты рассказа.
— Так что? — Артур Кузьмич довольно щурится. Словно ввести Алису в краску это какое-то сверхдостижение или особое удовольствие.
— Одноклассники. Ничего тут особенного и нет. Новичок пришёл в этом году, вот и подружились.
— Красивый новичок?
«Вот это подмигивание, вообще ни в какие ворота!» — возмущённое, чисто лисье фырканье едва удаётся подавить. Горло зудит, за секунду меняя связки, так что приходится прятаться за чашкой, давая себе время и только потом говорить.