Вот только Лука уже и так не спит. А стоит стихнуть шагам и вовсе вскакивает с постели, откинув одеяло в сторону, чтобы спустя мгновение выскочить, шлёпая босыми ногами, из залит ой солнцем комнаты. Останавливается только на пороге родительской спальни. Замирает, пойманный улыбкой сидяще го в кресле отца: т ёплой, мягкой, с едва заметными лучиками морщинок в уголках глаз. Всматривается завороженно в игру солнечных зайчиков на слишком рано поседевших волосах.
— Проснулся, Огонёк?
— Завтрак скоро будет, потерпите! — звучит из кухни голос и внутри от этой простой фразы становится тепло и тесно, так что щекочет в носу.
Он не плакса, он взрослый уже, скоро в школу идти!
— Иди сюда, Огон ёк. Я хочу тебе кое-что дать.
— Зачем? Ты снова уезжаешь?
Лука смотрит исподлобья, скрестив руки на груди. От тепла внутри не осталось и следа, как и от улыбки отца. Только вс ё ещ ё давит где-то за грудиной. Правда уже тревожно.
Отец ведь совсем недавно вернулся и, получается, снова уедет? Раньше он дома дольше бывал.
«Сейчас скажешь, что так надо. Что это работа и никуда от не ё не деться» — Луке хочется развернуться и уйти обратно к себе. Но вместо этого он делает шаг в комнату. Подходит к отцу, что снимает что-то с шеи.
— Знаешь что это?
На шнурке мотается белый, отполированный до идеальной гладкости то ли клык, то ли коготь размером с его мизинец. Лука часто видел эту подвеску и даже, кажется, спрашивал, но совершенно не помнит, что ему ответили. Поэтому лишь отрицательно мотает головой.
— Это оберег. Он защитит тебя от беды, поможет в трудную минуту, — говоря это, отец накидывает шнурок на шею Луки.
— Зачем? — пальцы непроизвольно касаются т ёплых боков подарка, осторожно поглаживая. — Это же тво ё.
— Было. Теперь тво ё. Иди сюда, — он хлопает ладонью по подлокотнику, призывая сесть, а когда Лука подчиняется, продолжает: — Расскажу тебе одну историю. Когда-то давно, когда я ещ ё сам был маленьким мальчиком, чуть постарше, а может наоборот моложе, тебя… Так вот, тогда мы приехали к деду в гости. Он с нами в город переезжать не желал и жил в своем доме в деревне. Пока отец поправлял покосившийся забор, а мать хозяйничала на кухне, попросив не мешаться, дед подозвал меня, вот так же как я тебя сейчас, и достал из старой шкатулки эт от амулет. И подарил. Сказал, что он перешёл к нему от отца и что теперь моя очередь.
Лука слушает, завороженный тихим голосом отца, и чудится ему, будто они одни и никого больше вокруг нет.
— А почему он отдал его тебе, а не твоим родителям? — тихо, так чтобы не разрушить установившуюся в комнате атмосферу, спрашивает он.
— Он не ответил.
Лука прижимается к тёплому, как нельзя вовремя подставленному плечу. Уходить не хочется, хотя мама скоро должна позвать завтракать: слишком тепло и хорошо тут. Не чета прохладе, что разливается вокруг.
— А теперь…
Лука нехотя отстраняется, чтобы обернуться и заглянуть в лицо отца, что снова улыбается. Только улыбка эта пусть и светлая, но какая-то грустная.
— Тебе пора просыпаться, Огонек…
Лука вздрагивает, открывая глаза и ещё какое-то время глядя в темнеющий над головой потолок. Сердце в груди частит, никак не желая успокаиваться, а глаза печёт, так что приходится часто-часто смаргивать.
Ему давно не снились родители. Особенно настолько близко и реально, что даже после пробуждения продолжает ощущаться испытанное во сне тепло.
Лука ёжится, поплотнее закутываясь в одеяло и переворачиваясь на бок. Пальцы инстинктивно находят оберег, оглаживая гладкие, истёртые тысячами прикосновений бока.
В горле застывает ком.
«Он защитит тебя от беды» — всплывают в памяти слова из сна. Примерно то же самое говорил отец когда-то давно в реальности.
«Раз защитит, почему ты не оставил его себе, когда поехал⁈ Всего на одну поездку!..»
Старая боль саднит в груди, как незаживающая рана, хотя почти десять лет прошло. Гораздо больше, чем со смерти матери.
За спиной что-то шевелится, заставляя вздрогнуть от неожиданности и тут же замереть, прислушиваясь.
Только сейчас до Луки доходит, что там, между ним и спинкой дивана, всё это время, тёплым, живым комочком, спал кот.
— Ти-и-их?
Лука тянется, проводя пальцами по мягкому, тёплому меху. Зарывается в него, добираясь до вибрирующего от мурчания бока. Теперь выбираться из-под одеяла хочется ещё меньше. Скорей уж наоборот: развернуться и обнять кота, делая вид, что ещё спит. И ну её эту утреннюю разминку.
Вот только отлынивать неправильно. Потом захочется ещё и ещё и будет тяжело вернуться к распорядку. Поэтому вместо того чтобы поддаться и прикрыть глаза, Лука уверенно откидывает одеяло в сторону и, спустив ноги на холодный пол, спешно ищет тапки чтобы встать и заняться делом.
Под прикрытием мобильника, Лука рассматривает прибывающих одноклассников в привычном сером цвете. Размытые фигуры разной степени четкости, переступая порог кабинета, разбредаются по классу: одни к партам, другие к друзьям. Кто-то залипает в телефоне и это выглядит странно завораживающе и немного отвлекает, потому что гаджеты в этом сером слое мира выглядят как бело-чёрные сгустки. Однако даже они кажутся слегка размытыми по сравнению с чёткостью и контрастом острых линий появившейся на горизонте фигуры.
Лука уже знает, что его зовут Макар Перов. Слышал, как к нему обращались и учителя и одноклассники. Спокойный, уравновешенный и себе на уме. По крайней мере таковым кажется, а что уж там на самом деле со стороны не видно. Сближаться же с ним Лука не спешит: под параметры тот не попадает, а искать друзей, как таковых, в планы не входило. Непонятно сколько он вообще тут пробудет. Хоть и сказали учиться…
Вслед за переступившим порог одноклассником мелькает яркий отсвет на распахнутой двери. Призрачный всполох, словно северное сияние хвостом мазнуло где-то в коридоре. Лука дёргается, инстинктивно желая взглянуть на источник, однако не успевает даже убрать мобильник в карман или бросить на парту, потому как ярким вихрем рыжих искр в класс врывается Алиса. Проскальзывает, словно танцуя, меж рядов, невольно оттягивая на себя всё его внимание. Шумно падает на стул, рассыпая те самые искры словно конфетти. Только, несмотря на это, они будто привязанные, возвращаются обратно в свой водоворот.
Лука отворачивается прежде, чем Алиса обратит на него внимание. Отзывается приветствием, на чужое, и всё-таки убирает мобильник в карман. Всего то и нужно сейчас — изобразить лёгкую дрёму, чтобы не трогали. Наблюдать за одноклассниками можно и через полуопущенные веки.
Предстоящий урок физры внезапно даёт шанс изучить ещё один класс. Остаётся только найти себе спокойный уголок, где не прилетит мячом по голове, и отстраниться от реальности.
От идеи остаться в раздевалке и какое-то время понаблюдать за готовящимся к уроку народом приходится отказаться.
«Это будет выглядеть… Странно» — признаётся он, невольно представляя возможную реакцию.
Стоит переступить порог и одного взгляда хватает, чтобы понять: школьные раздевалки между собой похожи, где бы ты ни находился. И если у тех, где дожидается своих хозяев верхняя одежда, ещё может разниться дизайн, то тут видимо всё под копирку. Разве что цвета отличаются, да и то с натяжкой: всё тусклое и словно потёртое, а в остальном…
Маленькое, сумрачное и пока ещё полупустое помещение.
Под взгляд ложатся такие же узкие, как и в прежней школе, побитые временем и поколениями школьников лавки, да покрашенные прямо на облупившуюся старую краску металлические крючки. И лампочка под потолком, словно родная сестра некогда висевшей в прежней раздевалке, мигает, точно хочет поговорить с помощью азбуки Морзе.