Довериться Судьбе
Настя Мороз
Глава 1
Я не дерзкая. Не дерзкая я!
Я справедливая.
А что мне оставалось делать? В ноги ему кланяться? Да за что?! За то, что не выплатил мне отпускные? Или за то, что хотел уволить по статье?
Интересно знать, какой? Сомневаюсь, что в Гражданском Кодексе есть статья, которая подходит к моему случаю.
Это он ко мне приставал! Да я на этого бабника и не взглянула бы ни разу, если бы сам ко мне не полез. Подумаешь, богатенький. Что мне его деньги? Они же его — не мои. Ну, дарил бы подарки, не забесплатно же. Вот если бы он это делал по доброте душевной, то конечно, было бы здорово. А заставлять себя спать с ним из-за каких-то там подарков? Заставлять себя улыбаться, терпеть поцелуи и… всё остальное?
Нет, не моё это, не смогу так.
Чего он вообще ко мне привязался? Одеваюсь я прилично. Юбки и платья — все ровно до колен и никогда не носила выше. А зачем? Я знаю, что ноги у меня стройные и этого достаточно, а показывать их всем окружающим не вижу смысла. Я же не торгую своими ногами, в самом деле!
И бельё у меня классное, но демонстрировать кружева и всё в них упакованное тоже не собираюсь.
— Самойлова, зайди.
Сладкоголосая дева с ярко-алыми губами недовольно скуксилась в мою сторону.
И эта туда же! Да кому он нужен, твой «любимый» шеф? Ладно, многим. Только не мне.
Махнув рукой на недовольную блондинку, встала из удобного кожаного кресла. Оправила юбку, небрежно смахнула с шёлкового рукава блузки несуществующую пылинку и отправилась подтверждать своё увольнение.
Предвидя сегодняшний вызов «на ковёр» оделась, как можно более закрыто, но стильно. У меня праздник. Противостояние с шефом закончилось в мою пользу (ну, если не считать увольнения, но зато по собственному желанию).
К моей смуглой коже и чёрным волосам, безумно шло в одежде сочетание чёрного и белого, где чёрный был основным, а белый использовался для контраста. Смотрелось, не скрою, шикарно.
Сейчас на мне была длинная узкая юбка до середины икры угольного цвета с двойной белой обстрочкой. Такого же цвета блузка с длинным рукавом из плотного шёлка, в которой имелась изюминка: из-под белого воротничка с чёрной каймой слева направо через ложбинку на груди шли жемчужные пуговки и заканчивались под правой грудью. Белые лодочки на шпильке с чёрным лакированным ремешком на лодыжке выгодно компенсировали мой невысокий рост.
Довершало это высококлассное совершенство короткое прямое каре без чёлки, бесцветный блеск на полных губах и синяя тушь, которая делала мои серые глаза более выразительными.
Всё, кроме обуви и нижнего белья, было пошито моими же «золотыми» ручками. На этом и экономила, чтобы не отказывать себе в дорогом белье.
Мужчина сидел в кресле, нервно постукивая пальцами по гладкой поверхности стола.
— Здравствуйте, Вениамин Эдуардович, — вежливо поздоровалась с шефом.
Что бы я к этому мерзкому червяку не испытывала, он не виноват, что родился червяком. Судьба у него такая, червивая.
Правду сказать, внешность у этого мужчины была весьма привлекательная и то, что я считала его мерзким беспозвоночным животным, не имело значение для многих женщин, которые были рады, обратить на себя его внимание. На его русых волосах всегда обновлённая модельная стрижка, а большие карие глаза смотрели открыто без лишнего пафоса. Да и одевался он с иголочки. Стоимость его костюма зашкаливала до неприличных размеров.
В общем, первостепенный высококлассный и высокопрофессиональный… бабник.
Бабник-червяк.
Червивый бабник.
Бабник с червяком.
Губы помимо воли растянулись в улыбке — ма-а-аленьким таким червячком.
Помню, читала как-то бульварный романчик с глубоко эротическим уклоном (совершенно случайно попавший мне в руки) и там главное «мужское достоинство» называлось настолько бредовыми словами, что я ухахатывалась над романом, словно он юмористический. Но ещё нигде я не встречала, чтобы «достоинство» называли червяком!
— Смешно тебе, Самойлова? — большие карие глаза в обрамлении чёрных длинных ресниц превратились в маленькие злые щёлочки, собирая по бокам небольшие морщинки.
— Простите, Вениамин Эдуардович, это я не над вами, просто вспомнила кое-что.
И чем девчонкам нравятся его глаза? Не понимаю. Мне так они напоминают глаза коровы. Большие, круглые, чуть на выкате, с длинными частыми закрученными вверх ресницами. Как есть, бурёнка.
— Ладно, Самойлова, видеть тебя больше не желаю! — меня обдали презрительным взглядом, бездарно маскируя за ним вожделение и сильный мужской интерес. Каждый миллиметр моего тела, скрытого одеждой, был ощупан взглядом с особой маниакальной тщательностью. — Вот твой обходной лист, оставишь его у секретаря. Трудовую получишь в Отделе кадров.
— А премиальные? — спросила на всякий случай.
— Не зли меня, Самойлова! — прошипел неудовлетворённый мужчина, медленно вставая с кресла.
— Хорошо, Вениамин Эдуардович, — легко согласилась я, — не буду.
— Свободна, — кинул напоследок уже бывший шеф, ставя жирную точку в наших рабочих и несостоявшихся личных отношениях.
— О, да-а-а! — исправила точку на восклицательный знак. — Свободна, словно ветер!
И даже не вздрогнула, когда в закрытую мной дверь с той стороны что-то ударилось.
Хи-хи-хи.
Глава 2
Мне было плохо.
О-о-очень плохо!
Болело всё тело и больше всего спина.
Интересно, почему? Что-то не помню, чтобы вчера падала.
Ой, плохо-то как! Так плохо, как будто пила не дорогое вино, а палёный самогон. Сделать бы «два пальца в рот», но тело было таким тяжёлым, что поднять его было не реально.
Всё Катюшка виновата. Пей, говорит, Янка, сегодня наш день, сегодня, говорит, победила женская сила воли над мужской, а это надо отпраздновать.
Вот и пила, сначала в каком-то баре, потом продолжили у меня дома.
— Ка-а-ать, — протянула еле слышно, — Катюха, отзовись. Мне срочно надо сказать, как сильно я тебя «люблю».
А в ответ тишина…
А потом…
— Эй ты, окорок копчёный! — незнакомый мужской голос заставил болезненно сморщиться от прострелившей голову боли, а потом удивлённо замереть. — А ну, вставай!
Не поняла, какого хрена на моей собственности пасётся незнакомая мужская особь? Да ещё не умеющая вежливо разговаривать с дамой?
— Кому сказал? — снова рыкнул мужик. — Поднимай свои телеса и ползи на чердак! Сегодня отлежишься, а завтра, чтоб с петухами была уже на кухне.
От нелепости происходящего, я прямо таки растерялась. Какой чердак? Какие петухи? Что творится в моей квартире?
Или не моей? Или это даже не ко мне обращаются?
Болезненный пинок, чуть не сломавший рёбра, привёл меня в бешенство.
Ну, всё! Моя квартира, не моя, но бить-то зачем?!
Пришлось собирать последние силы и открывать глаза, чтоб посмотреть на человека, который теперь в списке врагов займёт лидирующее место.
Только вот глаза открылись лишь миллиметра на два, но даже этого хватило, чтобы мозг взорвался резкой болью.
— Твою налево! — я глухо застонала, обхватывая голову руками, на что спина полыхнула огнём. — М-м-м!!!
Убью. Всех. Катьку, шефа, секретаря и этого пинальщика.
— Вот корова бесполезная! — в сердцах бросил смертник и, прогремев тяжёлыми каблуками, хлопнул дверью.
Оставшаяся после первого взрыва серая мозговая масса в моей голове, взорвалась повторно. Из глаз полились слёзы.
— Гад…
Пока приходила в себя, многострадальная дверь протяжно скрипнула (чем несказанно меня удивила, ведь вроде как никогда не скрипела), и послышались торопливые шаркающие шаги, а потом и жалостливый старческий голос:
— Беднушка моя, что ж тебе так не везёт? Чуть не умерла, дитятко, а этот окаянный уже гонит тебя на работу.