Седой лис взял микрофон и начал торжество.
— Как вы все знаете, — начал он, небрежно обхватив край трибуны. Говоря, он всем телом навалился на неё. — Мы собрались здесь, чтобы почтить особенного человека.
Послышались тихие возгласы согласия, гости кивали и улыбались, говоря: «Да, он такой» и «Аминь!», выглядело так, словно мы слышали речь проповедника с кафедры.
— А теперь скажите, как много из вас посещали мероприятия, которые начинались с похожих слов? — Он с важным видом склонил голову, выжидая установленное количество времени, чтобы аудитория услышала его слова. — Мы чествуем людей, которых считаем особенными. Мы устраиваем для них праздничные вечера. Поднимаем за них тосты. Собираем деньги от их имени и видим в этом нашу цель. — Его голос идеально подходил для речей, он в мягкой, вдумчивой манере привлекал ваше внимание. В нём можно было различить бывшего военного, долгие годы в отставке смягчили тон и манеру общения. — Но что вы сделаете для кого — то вроде Лео Кардуччи? — Ещё одна пауза для размышления и отстраненный взгляд для выразительности. — Что можно дать человеку, который стольким пожертвовал?
Я нашла пальцы Лео под столом и сжала их, положив руку ему на бедро. Он не сводил глаз со сцены впереди, стойко и профессионально. Сосредоточенно.
— Я скажу, что. Вы предоставляете ему слово, потому что, могу вас заверить, всё, что я скажу, померкнет в сравнении с тем, что может предложить этот мужчина. — В воздухе зазвенел смех, с перебоями сопровождавшийся звоном столового серебра и керамики. Я взглянула на Лео, всё ещё продолжавшего смотреть вперёд, и улыбнулась. От моих глаз не скрылось, что он нервно сглотнул, это намекало на то, что он переживает. Я ещё раз сжала его руку в приободряющем жесте. — Итак, без дальнейших церемоний прошу вас присоединиться ко мне и поприветствовать Лео Кардуччи.
Зал взорвался аплодисментами, хлопки в ладоши сопровождались радостными возгласами и криками. Можно было ожидать подобное от футбольного матча в средней школе, но не от комнаты, полной мужчин и женщин, одетых во фраки и вечерние платья, с высокими титулами, владельцами серьезного бизнеса. Такое искреннее проявление эмоций — как глоток свежего воздуха.
Как оказалось, я не единственная, кто был по уши влюблён в этого мужчину.
Лео встал с места, придерживая рукой пиджак. Я наблюдала за тем, как он поднимался на сцену по трём ступенькам. Они с ведущим обхватили друг друга за руки и обменялись теми свойственными только мужчинам объятиями. Улыбаясь, он смотрел на трибуну, как будто у него была написана речь. Ожидая, пока стихнут аплодисменты, Лео покраснел.
— Благодарю вас, — произнёс он сквозь шум. — Благодарю за тёплое приветствие.
Я была рада тому, что, как я знала, на сегодняшнем вечере присутствовало много врачей, потому что, честно говоря, казалось, что моё сердце может разорваться в груди. Меня переполняла такая гордость, что это причиняло физическую боль.
— Многие из вас знают мою историю. — В комнате воцарилась почтительная тишина. — Многие из вас знают, что в возрасте пятнадцати лет из — за рака я потерял маму, и что тогда у меня тоже был рак. Многие из вас слышали о ремиссии и повторном заболевании, о последовавшем за тем выздоровлении и очередной борьбе. — Чтобы сдержать дрожь, я прикусила губу, рыжеволосая женщина, сидевшая рядом, обняла меня за плечо. Я никогда раньше не видела её, но в том момент мне показалось, что мы знакомы. Она обхватила пальцами мою руку и притянула к себе в утешающем жесте. — Об успешных результатах моего лечения в клиническом испытании, в котором мне позволили участвовать, освещали во всех медиа. Могу с гордостью заявить, что на сегодняшний день я не болею раком один год, одиннадцать месяцев и двадцать четыре дня. Или около того.
Я вздрогнула от раздавшихся аплодисментов и избавилась от охватившего волнения. Взяв бокал воды со льдом, сделала глоток.
— Итак, вы знаете мою историю. — Он говорил, как политический деятель, его речь была отточенной и заранее продуманной. Произносимые слова звучали твёрдо и уверенно. Но затем он запнулся и сделал паузу. — Но многие не знают о моей жене.
В одно мгновение я почувствовала на себе обжигающие взгляды тысячи с лишним людей. Чтобы сосредоточиться, закрыла глаза и сделала три медленных вдоха и выдоха, и снова открыла их. В этот момент наши с Лео взгляды встретились, он как будто заключил меня в любящие объятия, только лишь посмотрев. Я чувствовала успокаивающее тепло и растворилась в нём.
— Впервые я увидел её в кофейне. — В ответ послышалось несколько смешков. — Нет нужды сообщать, что я быстро стал кофеманом. — Ещё больше смеха. — Очень часто заслуги приписывают тем, кто находится в свете софитов. Когда в газетах сообщили о том, что я поборол рак, выглядело так, словно я один добился этого успеха. — Со спины ко мне подошел официант и через плечо поставил мне тарелку с салатом. Я взяла вилку, чтобы подцепить зелень, но у меня не было никакого интереса к еде. Хотелось лишь внимать каждому слову Лео. — Они приписали всю честь мне, некоторые докторам, но не тому, кому она действительно принадлежала. — Пока он продолжал говорить, его взгляд не отрывался от моего. — Идея создать «Заботу об отдающих» возникла из — за потребности признать, какую часто большую жертву приносят те, кто радеет за больных. — Раздались аплодисменты, но Лео вежливо махнул рукой, призывая к тишине. — Быть чьей — то опорой, силой, надеждой и стимулом — тяжкий груз. Это образ жизни, если честно, и есть лучшее лекарство, — улыбнулся он. Его голос был тихим и ровным, Лео смотрел на яркие лампы, свисавшие с потолка. — Но заботиться о ком — то — это не то же самое, что работать. Нет установленных часов, когда ты приходишь, и когда уходишь, и ты не можешь оставить эмоциональный багаж в офисе. Ты носишь его с собой. Он становится частью тебя; твоим собственным видом рака, с которым не расстаёшься.