Ну, это определённо интересно. Я решила, что не имеет значения, что я заказала, и буду есть это руками.
Сосредоточиться на чём — то одном казалось трудным, но мой слух продолжал улавливать пронзительный тенор кассирши, которая каждому посетителю говорила, что ей нравится цвет их одежды, что бы они ни носили.
Лео скользнул на своё место и поставил стаканчики с водой на стол в виде перевёрнутого поддона.
— Заметил, что она делает? — спросила я, всё больше и больше негодуя, слыша каждое новое фальшивое откровение.
— Что? — Он повернулся на своём ведре. — Кто?
— Кассирша.
— Она принимает заказы.
Я поджала губы и покачала головой.
— Нет, она раздаёт комплименты посетителям.
— О, как славно. — Чёрт возьми, он выглядел так мило, когда произнёс это. Даже несмотря на то, что его глаза зажмурились от улыбки, они продолжили ярко блестеть.
— Нет, — поправила я его. — Это не мило. Послушай.
На фоне шума вокруг нас я услышала, как она говорит мужчине средних лет, щеголяющему в кашемировом кардигане:
— Мне очень нравится цвет вашего свитера.
— Ага, мне не нравится этот цвет, — сказал Лео, указывая на мужчину в фисташковом. — Каждому своё.
— Нет, — фыркнула я, лживые похвалы девчонки раздражали всё сильнее. — Она повторяется. Каждому клиенту говорит, что ей нравится цвет какого — нибудь их предмета одежды.
— Может, это принцип переработки? Кажется, здесь всё вторично. Почти уверен, что салфетки сделаны из туалетной бумаги. — Он помахал перед моим лицом рулоном, край коричневого цвета развевался, как крошечный бумажный флаг.
— Это неправильно. Нельзя неохотно выдавать фальшивые комплименты. Это совершенно неэтично.
— Повторять комплименты неэтично. — Лео произнес это как утверждение, как будто, если сказать вслух, это станет правдой. Но почему — то это всё равно прозвучало как вопрос.
— Да. Нельзя использовать любезности по нескольку раз. Это основа основ человечества. Ты должен быть искренним.
— Не повторять комплименты. Принято, хотя, я не совсем понимаю, почему ты так этим обеспокоена.
Я поднесла стаканчик с водой ко рту и сделала глоток, но от влаги картон тут же начал разлагаться у губ.
— Это банально, — сказала я, очищая рот от влажных комочков.
— Это точно не про тебя.
— Банальность?
— Джули, ты самый незаурядный человек, с которым я когда — либо встречался. — Я встретилась взглядом с Лео, а дальше, как по цепной реакции, опрокинула стакан на стол. Жидкость залила деревянные доски, я схватила туалетную бумагу, чтобы протереть поверхность. — Не считая этого. Пять раз — это уже тривиально.
— Четыре.
— А кто считает? — Когда он потянулся через поддон за салфетками в моих руках, между нашими пальцами вспыхнули искры. Он буквально ошарашил меня. — Прости, — сказа Лео, потирая подушечки большого и указательного пальцев, чтобы унять боль. Он прав. Я ещё не покончила с причинением ему страданий. — Хочешь, я подойду к ней и скажу что — нибудь?
— Что? — Собрав мокрые бумажные полотенца, я скомкала их.
Не дожидаясь ответа, он резко поднялся с металлического ведра. Я наблюдала за тем, как он, отстояв очередь, подошёл к кассирше, и, наклонившись над стойкой, обменялся с ней парой слов. Она взглянула на меня через плечо Лео, много раз кивая, пока как будто бы внимательно слушала его.
Немного погодя он вернулся к нашему столику и сел напротив меня.
— Она говорит, что мы милая парочка.
— Что, прости? — я подавилась водой или влажным комком картона. Не уверена, чем именно.
— Я сказал ей, что тебе кажется, будто ты не получаешь сполна за потраченные деньги, поскольку она многократно использует комплименты, поэтому она сказала для тебя совершенно новый. — Он пододвинул по столу листок бумаги. — И купон на бесплатный обед в следующий визит.
— Ты сказал ей, что мы не пара?
— Нет, — ответил он. — Она не уточняла. Мы — пара. Пара людей. Коллег. Друзей. Это по — прежнему очень абстрактный комплимент, но я не слышал, чтобы она кому — нибудь говорила, что они милая пара, значит, мы можем считать, что это победа.
В этот момент с нашим заказом, расположившимся на перевернутой крышке мусорного бака, подошла та самая кассирша. Она пододвинула нам два свёртка, которые обманчиво напоминали буррито, несколько раз перевела взгляд с меня на Лео, а затем вернулась к своему месту за прилавком.
— Итак, похоже, что ты много чего знаешь о пчёлах, — сказал Лео, разворачивая фольгу достаточно для того, чтобы откусить сверху.
— Мой дядя — пчеловод, и, когда мне было двенадцать, я работала у него окуривателем.