Мои мысли вернулись к ночи в отделении скорой помощи с Йеном и Джошуа и тому выражению явной паники, которое читалось на лице Йена. Я понимала, о чём речь, хотя, само собой разумеется, в меньшем масштабе. Ужасно быть тем, кто заботится и в то же время понимает, что отвечает за здоровье другого человека.
И тяжело быть пятнадцатилетним.
И ухаживать за умирающей матерью.
А потом остаться без того, кто заботился бы о тебе.
Я почувствовала, как разбилось моё собственное сердце, как оно раскололось надвое.
Он искренне пытался показать свое несовершенство, но я его не видела. Шрамы, к которым я прикоснулась? Это не изъяны или слабые места. Это сколы в его внешности, но они не делали его менее цельным в моих глазах. Они лишь дополняли его, позволяли глубже заглянуть, чтобы увидеть больше, чем, казалось бы, идеальный фасад, который демонстрировался остальным.
Они делали его человечным. Делали его моим.
— Ты сказала, что меня тяжело узнать получше. — Аквамариновый взгляд Лео встретился с моим. Знаю, что это из дешёвой песни о любви из 80–ых, но клянусь, смотря в них, я видела вечность. Может, не вечность. А прошлое. Я видела, что превратило его в человека, которым он являлся в тот самый момент, человека, который находился передо мной. — Я столкнулся с тем, что люди не хотят знать о трудностях. Это слишком много.
Внезапно я поняла.
— Для неё это стало чересчур.
Он болел подростком. И он снова заболел в двадцать, когда София изменила ему.
— Я не виню её, Джули. Такое тяжело взвалить на себя. Лечение, анализы, результаты и диагнозы. Трудно вести жизнь, когда ты ждешь, что кто — то станет достаточно здоровым, чтобы строить её с тобой. Я бы никогда не стал просить кого — то ждать меня.
— Ты делал это для мамы.
Его плечи поникли. В комнате было холодно. Я приподняла край одеяла и накинула его так, чтобы оно укрыло меня, как шаль. Лео помог поправить его.
— Конечно. Она была моей мамой.
— А она — твоей невестой, — возразила я, но прозвучало как — то неубедительно. — Когда она приползла обратно… Ты ведь выздоровел к тому моменту?
— Да, и с тех пор без рецидивов. — Лео выдохнул так сильно, что у меня приподнялась чёлка. — Прости, Джули. Я поделился слишком многим. Кажется, что мы должны напиться или сделать что — то в этом роде, чтобы снять напряжение.
Хотя я и не возражала против открытия бутылки, не думала, что это чересчур. Наоборот, в самый раз.
— Я бы предпочла говорить об этом, чем о сурикатах и леммингах, Лео. — От замешательства у него снова вступили морщинки в уголках глаз. — Я сказала, что хочу узнать тебя. А это немалая часть твоей жизни.
— Ну, если ты посмотришь на шрамы, то увидишь, что они не такие уж большие. По крайней мере, на первый взгляд.
Я их не видела, но чувствовала, и этого оказалось достаточно, чтобы я поняла, что это — не пустяк, хотя он хотел отмахнуться. Рак — это громкое слово. Если оно будет произнесено в кабинете врача, то навсегда изменит вашу жизнь. От него не убежать, наоборот, оно привязывается к вам, как будто становится частью вашего имени. Это больше, чем диагноз. Рак оставляет как физический, так и эмоциональный отпечаток.
— Какая у тебя была стадия?
— В первый раз первая. Во второй третья.
Я понятия не имела, что это значит. Должно быть, выражение моего лица выдало меня, потому что он добавил:
— Во второй раз он дал метастаз в лимфоузле. — Он поднял руку и показал на место под плечом, рядом с подмышкой. — Лишь в одном, прямо здесь. Они вырезали опухоль.
— А что насчет твоей мамы? У неё был тот же тип?
Иногда рак передавался по наследству, это всё, что я знала. Объектом моего внимания всегда являлся Лео и наследуемая им семейная винодельня, и мне никогда не приходило в голову, что ему может достаться что — то ещё, что — то настолько ужасно трагичное.
Он кивнул.
— Это называется наследственная злокачественная меланома. — Я невольно вздрогнула, потому что эти три слова, произнесённые вместе, звучали как ругательство. Лео плотнее укутал меня одеялом. — Как — то летом на пляже, найдя у Джио пятно, мама стала чрезмерно подозрительной и на следующей неделе заставила нас всех четверых удалить всё «подозрительное» на вид. — Говоря подозрительное, он изобразил воздушные кавычки, словно чувствовал зло за этим словом. Но именно так всё и было. — Мы с ней — единственные, у кого оказались положительные результаты теста.