Несколько студентов пробормотало:
— Привет, Лео.
В то время как остальные едва ли признали мужчину, сидящего в самом центре комнаты. По крайней мере, они не узнали, кто он такой, только лишь приняли тот факт, что он натурщик, образ которого они будут переносить на бумагу последующий час. Он ничего не значил для них.
Но значил так много для меня.
В тот момент хотелось сделать так много всего, и ничего из этого не включало карандаш и бумагу.
Я желала узнать, почему он посадил меня в тот самолёт; почему он мог обходиться без какого бы то ни было взаимодействия, какого — либо общения, а потом в один прекрасный день он появляется посреди моего кабинета по художественным занятиям.
Как он мог сидеть там и смотреть на меня? Как он делал это, не говоря при этом ни слова, не предлагая объяснений?
Затем я получила ответы.
Сердце забилось быстрее, когда Лео начал теребить подол рубашки. Курс назывался «Анатомический рисунок — продвинутый уровень». Он включал анатомию. Лео — наш натурщик, так что сегодняшнее занятие включало его тело. Внезапно стало невыносимо жарко. Душно. Я попыталась сглотнуть, но в горле пересохло, язык царапался о внутреннюю поверхность рта, словно о гравий.
Я позеленела от зависти лишь при мысли о том, что губы его коллеги коснулись трубочки его напитка. Изображение обнажённого тела Лео в тридцати альбомах моих одногруппников не делало ситуацию лучше. Меня трясло от выбивающего из колеи, рьяного гнева. Сжав карандаш в кулаке, я едва не сломала его пополам.
Одним мучительно медленным движением, почти болезненным, Лео задрал рубашку вверх над животом. Под тканью виднелись его рельефные мышцы, я чувствовала, как учащается мой пульс, как тело охватывает знакомое покалывание. Но при этом Лео повернулся ко мне спиной, почти отгородившись от меня. Не знаю, почему я удивилась, эмоционально он давно отстранился. Конечно, он продолжит это на физическом уровне. Почему бы и нет? Могло ли быть иначе?
Первая часть занятия проходила именно так. К счастью, прежде чем сесть на отведённый ему стул, Лео снял только рубашку. Джинсы всё ещё были на нём, поэтому мои одногруппники имели честь видеть только его словно высеченную из мрамора грудь, живот, широкие плечи и мускулистые бицепсы.
Спустя тридцать минут у меня на бумаге вырисовалась его спина. С острыми краями лопаток. Узкой талией и выразительными мышцами там, где у большинства были жировые складки. Мне почти удалось убедить себя, что это не Лео, а просто модель, ничем не отличающаяся от тех, что я рисовала на протяжении всего курса. Просто тело. Бессодержательное. Но я помнила это тело, даже видев его всего несколько раз. Я касалась его. Его черты въелись в мои пальцы. Поэтому мне не потребовалось много времени, чтобы изобразить на бумаге то, что было выжжено в сознании. Собственно, это оказалось самым лёгким заданием за весь год.
Поэтому когда профессор Сейфорт попросила Лео развернуться, чтобы у остальной части класса появилась возможность нарисовать его спереди, я решила, что готова к этому.
Но я ошибалась.
Как и Лео.
Я оказалась не готова увидеть глубокие порезы на его коже, зашитые толстой черной нитью, словно он потрёпанный плюшевый медведь, которого наспех залатала неумелая швея.
Для меня стали неожиданностью отвратительные рубцы вдоль его шеи, поперёк живота и под левой рукой, они соответствовали шраму на его спине.
Всего на верхней половине его тела было пять разрезов, некоторые длиннее других, некоторые более шероховатые и широкие.
Но все они оказались свежими, заживление только начиналось. Каждая отметина была обрамлена красной полоской кожи, как будто к нему приложили защитную повязку, а потом содрали её, оставив уязвимой кровавую плоть.
Он выиграл несколько недель, даже больше, ещё тридцать минут, учитывая то время, что сидел спиной в первой половине занятия. Но время Лео, что он мог прятаться официально, истекло.
И моя злость словно испарилась.
Теперь всё стало ясно. Его рак. Его новые шрамы. Его чувства, в то время как слёзы текли по его подбородку и падали на ткань джинсов. Лео прижал ладони к глазам, как будто мог подавить их. Но это не помогло. Они продолжали течь по его лицу, но не думаю, что кто — то их заметил. Все были так заняты тем, что воссоздавали его тело на бумаге, что не смогли разглядеть истинную сущность натурщика.
Профессор Сейфорт предложила дать название нашим работам. Пока мне было особо нечего показывать, поскольку карандаш завис над бумагой, но у меня имелся заголовок, о котором она просила. Эта тема появилась, потому что натурщик взывал зрителя посмотреть на него внимательнее. В тот момент казалось, что я могла взглянуть сквозь Лео. Так всё казалось кристально ясным.