На них стали оглядываться с других столиков.
- Ну-ну, Ричи, зачем же так? - произнес Этторе урезонивающе. - Винченца не вещь, которую можно взять и украсть. У нее своя голова на плечах.
- Своя голова? Да ты просто сбил ее с толку! - Возмущению Баразотти не было предела. - Воспользовался случаем. Соблазнил. А я-то, старый дурень, сижу там, радуюсь... оплачиваю их удовольствия.
Лицо неаполитанца стало вдруг непроницаемым.
- Кстати, Рикардо, насчет удовольствий. Если ты помнишь, пока что я не взял у тебя ни одной лиры. За все то время, что мы здесь.
- И не дождешься.
- А разве кто-то просит?
Баразотти схватился за голову:
- Какой же я осел! Надо же, доверил женщину неаполитанцу! Лисе стеречь курятник... Антонелла совершенно права - неаполитанцам нельзя доверять. И как я мог довериться неаполитанцу?
Этторе невольно улыбнулся.
- Послушай, здесь становится неудобно. Может, поговорим в другом месте?
- Пожалуй... - Директор, весь красный от возбуждения, поднялся из-за стола. - Хотя не знаю, о чем еще тут говорить. Ченцина, дорогая... Хватит его слушать, пойдем отсюда.
Он схватил молчавшую до сих пор девушку за руку и решительно двинулся к выходу. Однако Винченца тут же вырвалась.
- Эй, Ричи, поосторожней! Дергаешь, будто я тебе какая-то кукла.
Баразотти оторопел.
- Но... ты ведь не собираешься оставаться здесь?
- Почему? Может, и собираюсь.
- Как это?
- Очень просто: остаюсь и все.
- Так ты что же, - директор с недоумением воззрился на девушку, - с ним заодно?
- Тебе ведь ясно сказали.
- И вы действительно обручены?
- Действительно. - Винченца, не поднимая глаз, кивнула. - Мы с Этторе решили пожениться.
Баразотти выглядел совершенно растерянным.
- Я понимаю, ты сейчас немного не в себе, - добавила Винченца, стараясь казаться спокойной, - и вряд ли согласишься с этим. - Она замолчала, потерла покрасневшее запястье. - Не думала, что тебя это так расстроит.
- Расстроит? Да ты просто разочаровываешь меня! Ужасно разочаровываешь. Пытаешься со мной хитрить.
- Рикардо, не горячись. Я говорю, как есть, мне хитрить ни к чему. - От сдерживаемых эмоций на лице ее выступили пятна. - Ты, наверное, думал, что у нас с тобой что-то серьезное? Что я обязана быть с тобой до скончания веков? Или, может, ты надеялся, что я так думаю?.. Только я не такая сладкая дурочка, как ты себе вообразил.
- Ченцина, постой... - в замешательстве проговорил директор. - Так ты что же, хочешь меня бросить? А мне что делать тогда? Исчезнуть? Постричься в монахи? Уйти в монастырь, жить в одиночестве?
Она насмешливо скривила губы.
- Прошу тебя, Ричи, не надо этих громких фраз. Уйти в монастырь!.. Жить в одиночестве!.. К чему этот театр? И с каких это пор ты в одиночестве? У тебя есть жена, если я правильно помню. Дети, семья. Да и потом, сам посуди, что я для тебя такое? Так, всего лишь развлечение. Приятный бонус на выходные... Разве я не права? Ты даже не постеснялся проиграть меня в карты - словно я какое-то глупое животное... коза или теленок!
В голосе у Винченцы явственно зазвучали вдруг мелодраматические нотки - так что Этторе даже встревоженно оглянулся на нее.
- Дорогая! - воскликнул Баразотти. - А что мне было делать? Ты же видела мое положение.
- Ну конечно, кто же не видел? Тебе прямо-таки ничего не оставалось. - Она сделала пренебрежительный жест. - Или отдать меня бандитам, или...
- И потом, вам же удалось убежать.
- Слава Святой Лючии! А если бы нет? Ладно, что тут еще говорить. Хорошая была пьеса, только быстро кончилась.
Винченца обернулась в сторону неаполитанца, взгляд ее потеплел.
- Что касается Этторе... сама не знаю, как это вышло. Ты его, Рикардо, пожалуйста, не вини. Тут я зачинщица, так что все претензии ко мне.
С ошеломленным видом Баразотти смотрел на Винченцу и не узнавал ее. Его всегда послушная "бамболина" взбунтовалась.
19
Солнце еще не успело раскалить прозрачный утренний воздух, он был свеж и полон пьянящих летних ароматов. Темно-вишневый форд-мустанг вновь, как и две недели назад, мчался по прямой как стрела автостраде "Ломбардия". Только теперь в обратном направлении.
На переднем сиденье, рядом с Этторе сидела Винченца. Левой рукой она крутила ручку радио на панели авто, в правой держала длинную тонкую "Грисогоно". В радиоприемнике слышались обрывки музыки, какая-то речь, треск и шорохи эфира.
- Ничего, что я курю? - спросила она. - Надымила тебе тут.
- Да ничего, кури. Запах приятный.
- Говорят, девушкам не идет сигарета.
- Кому как. Но вообще-то так оно и есть.
- Если хочешь, я брошу.
- Ну, раз ты так решила...
Винченца выключила приемник, сделала новую затяжку, выпустила дым в окно.
- Ладно, подумаю над этим, - сказала она, тихо улыбаясь и глядя перед собой на дорогу.
Невысокие сельские строения и амбары перемежались перелесками и лужайками, заросшими травой и цветами. Машин на шоссе становилось все больше. Далеко вдали можно было уже различить пригороды Милана.
Большое поле с правой стороны дороги было усеяно аккуратными желтыми цилиндрами - скошенным и скатанным в валики сеном. Поле наискосок прорезала узкая взлетная полоса, по ней катился маленький белый самолетик. Он слегка подпрыгнул над полосой, а затем стал быстро набирать высоту. Винченца следила за ним взглядом, пока он не растворился в небе. Зеленовато-карие глаза девушки стали на мгновение совсем голубыми.
- Хорошо как сегодня... Легко...
Этторе оглянулся на нее, коснулся ее руки.
- Хочешь, остановимся здесь?
- Во-о-он тот лужок, - как бы в шутку добавила Винченца. - Видишь?
- Хороший лужок.
- Пойдем туда?
- Охотно.
- Пособираем цветочки? - Слова ее сопровождались многозначительной улыбкой.
- И это тоже.
Этторе остановил машину у обочины и привлек девушку к себе. Затем склонился над ней, чтобы поцеловать. Прошла минута, а может и больше, пока он оторвался от ее губ.
Винченца не сразу пришла в себя. А когда, наконец, очнулась, спросила:
- Ладно. А цветочки?
- Все, как говорится, в наших руках. - Сказав это, Этторе продолжал, однако, сидеть, по-прежнему сжимая Винченцу в объятиях и любуясь ею. Что это за девушка, спрашивал он себя. Откуда она взялась?
- Я правда тебе нравлюсь? - спросила Винченца с кокетливым любопытством.
Ответа, собственно, и не требовалось - все, что Этторе мог бы сказать по этому поводу, легко можно было прочесть у него в глазах.
- Ну, так как же, - продолжила она с деланным недоумением. - Когда, в таком случае? Завтра? Или в четверг, после дождичка?
- Извини, не совсем понимаю...
- Что там с цветочками? Говорят, в Неаполе люди медлительные, не любят торопиться. Готовы все отложить на потом.
- На потом? Ну да, может быть, и так. Но только не это! - заверил ее Этторе.
- Что - не это? - Винченца помедлила, безуспешно стараясь удержать улыбку. - Что - не это?.. Скажи еще, что хочешь совратить бедную невинную девчонку. Совратить, сбить с пути... Только, знаешь, я еще не уверена, что соглашусь. Надо будет хорошенько подумать. Я тут слышала, неаполитанцы народ ненадежный. Можно ли им доверять?
****
_