Выходит, думала она, Катерину все-таки тревожит, что не нашла своего человека. Она пыталась назначить им Игоря. Что ж, может быть, он сыграл бы эту роль, если бы не семейный слом.
Ксения Демьяновна слушала, как с рассветом менялись звуки. В деревне, потом под окном. Гремели фляги — привезли с фермы молоко. Потом запахло хлебом — пекли булочки к завтраку. А когда совсем рассвело, Ксения поняла, что должна сделать.
Не-ет, у нее с мозгами все в полном порядке, даже, может быть, в гораздо большем, чем у тех, кто считает себя абсолютно здоровым. Сенильные бляшки, говорите, доктор? Это они тормозят разум? Может, и тормозят, у кого ума мало.
А если это так, не пора ли кое-кого потревожить? У кого с умом тоже все в порядке? А уж в сообразительности, хитрости, ловкости равных поискать и не скоро найдешь. Кроме нее, конечно.
Ксения Демьяновна улыбнулась, вспоминая о прошлом лете. Конечно, решение пришло не спонтанно, не в тот момент, когда она спустила ноги с кровати, взяла мобильник из тумбочки и вышла из Дома. Она обдумала все, до мелочей. Построила точный план, чтобы ее Вечный Друг ничего не упустил.
И он, похоже, все делает так, как надо.
Они давно не говорили, но, услышав ее голос, он не удивился.
— Привет, Вечный Друг.
— А я только что собирался набрать твой номер, — услышала Ксения Демьяновна. Усмехнулась. Черт лукавый. — Да не ухмыляйся, не надо.
— Я улыбаюсь. От удовольствия, — сказала она.
— Да неужели! — воскликнул он. — А вообще-то так и должна — сиять от радости. Что заброшенный тобой Вечный Друг все еще жив.
— Я на самом деле рада, — сказала Ксения Демьяновна. — Ты не мог не заметить, что я появляюсь всегда вовремя. Когда нужна тебе.
— Сама не знаешь, как вовремя и как нужна. — Он вздохнул. Голос то рокотал, то снижался до шепота, хотя слов сказано немного. Он всегда умел играть интонацией.
— Знаю, — отозвалась она.
— Ты помнишь, какая дата приближается? — спросил он. — Роковой рубеж, если говорить точно.
— Да, — сказала она. — Восемнадцать.
— Как мы поступим? — спросил он. По дыханию, точнее, по тому, что его не было слышно, она догадалась: насторожился.
— Как поступим? — повторила она.
— Кстати, ты где сейчас? — перебил он ее.
— Для данного события это не важно, — ответила Ксения, поигрывая чехлом от мобильника. На нем, как всегда, болтался крошечный веер. Вещица, которую можно принять за брелок. На самом деле это был мобильник для немедленной связи с Вечным Другом. Однажды он настоял, чтобы она взяла его.
— Ладно, — сказал он. — Главное, ты сама догадалась мне позвонить. Обнадеживает.
— Вообще-то я звоню тебе по другой причине. То есть в какой-то мере и по этой. Но главное — не она.
— Говори. Я сделаю все, ты знаешь.
— Нужен муж, — сказала Ксения Демьяновна ровным голосом.
— Давно готов, — быстро ответил он.
— Ты не годишься, — рассмеялась она.
— До сих пор? — Нарочито шумный вздох.
— Я не гожусь. И никогда не годилась на роль жены. По крайней мере твоей, мой Вечный Друг. Но если серьезно, ты можешь меня выслушать?
— А ты как думаешь?
— Думаю, — сказала она.
— Мы можем встретиться?
— Нет, — ответила она.
— Ладно. Говори, какой нужен.
Она рассмеялась, но иначе. Облегченно.
— Надежный. Верный. Понимающий и любящий.
— Гм… — ответил он односложно.
— Да есть, есть такие, — с несвойственной ей горячностью настаивала Ксения Демьяновна.
Они говорили недолго: она давно научилась формулировать мысли, а он — понимать ее с полуслова.
— А еще что? — спросил он.
— Думаешь, этого мало?
— При твоем размахе — сущий мизер. Говори, что еще.
— Тогда… Нужен успех.
— Неслабо, — фыркнул он.
— Да нет, — сказала она. — Успех подготовлен, его нужно об-ра-мить. — Она засмеялась.
— Принято. Мне нравится, как ты говоришь. Ты не изменилась.
"А вот тут ты ошибаешься, мой Вечный Друг, — вздохнула Ксения, опуская аппарат в карман пижамы. — Изменилась, да еще как". Дело не в болезни, которая вытолкала ее из Москвы сюда, на берег еще робкой Камы — к самым истокам, а в том, что произошло в ее мозгах.
Да, в мозгах, даже не в голове, а именно в них. Кто бы мог подумать, что женщина во цвете лет, профессор-этнограф Ксения Демьяновна Улановская-Веселова, получит диагноз, который ставят ветхой старушонке! Душа не соглашалась. Неужели, думала Ксения, ее прегрешения так необъятны, что наказание за них столь сурово? А если на самом деле причина в том, что она виновата, тогда она должна искупить свою вину. Она знает, перед кем. Сначала перед Катериной.
Сейчас, мысленно вернувшись в прошлое лето, она испытывала что-то похожее на гордость за себя. Она кое-что сделала и была довольна собой. Предстояло довести до конца весь план. Кстати, исполнитель очень увлекся.
Она посмотрела на часы. Скоро полночь. Если все так, как она думает, то Катерине должны вот-вот позвонить — вчера, сегодня, завтра. А она позвонит ли сюда, встревоженная? Она поморщилась. Лишняя тревога, да… Но иначе не закрутятся колеса машины, которая примчит дочь к успеху. К нему теперь пешком не ходят, жизни не хватит. Времена Ломоносова прошли.
Наконец Ксения Демьяновна заснула.
Утром, у дверей в столовую, ее окликнула сестра Мария:
— Ксения, звонила дочь.
— Когда? — быстро спросила она.
— Когда вы поехали к куклам. Я сказала, что с тобой все хорошо.
Ксения кивнула:
— Благодарю, сестра.
5
Катерина сидела на диване, нажимала на кнопки пульта. На экране телевизора прыгала чужая жизнь. Люди, события, не имеющие к ней никакого отношения. Как и само занятие. Но в компьютер она не могла смотреть, опасаясь, что в тревоге нажмет не то и ей станет еще хуже.
Она пыталась отвлечься, успокоить себя. Конечно, если доктор Верхотин повез всю компанию в кукольный театр, то все не так плохо, в сотый раз твердила она себе.
Скорее бы прошла ночь, торопила она время. Вот если бы поехала к Вадиму, то она бы пролетела в один миг.
"Куда?" — ахнула Катерина. Эта мысль прилетела с экрана, не иначе, где в страстных объятиях душили друг друга двое.
С какой стати ей ехать к Вадиму! Свои проблемы каждый решает сам, разве не это ее главный принцип с некоторых пор?
Чтобы избавиться от глупых мыслей, Катерина выключила телевизор и решила лечь спать. Может, выпить от бессонницы? У матери что-то было, думала она, направляясь в кухню. Капли Морозова. Катерина выпила и легла.
Но сна ни в одном глазу. С непривычки или из осторожности налила мало, или они на нее не действовали.
Она видела перед собой доктора Верхотина — большеголового мужчину с седым ежиком, который по цвету сливался с корой старых берез. Эти березы в компании с елками и соснами окружали усадьбу, в центре которой высится и ширится деревянный дом.
Доктор Верхотин, он же хозяин Дома на Каме, куда она отвезла мать, прежде работал в областной больнице, в отделении неврологии. Наблюдая страдающих болезнью Альцгеймера, их родных — несчастных людей, беспомощных перед этой, казалось бы, беспричинной болезнью, он решился изменить свою жизнь и их — тоже.
Катерина заметила, что деревенские родовые дома наследники все чаще используют для дела. Если, конечно, нет необходимости оставлять выросшим детям квартиру в городе, а самим уезжать в дедов дом, тем самым освобождая поле жизни для нового поколения.
В деревенских домах устраивают охотничьи и рыболовные базы, приюты для сборщиков ягод и грибов. Но доктор Верхотин удивил всех окрест: устроил лечебницу, которая по своей сути община для больных. Он не сам придумал этот вариант.
— Западные и американские доктора раньше нас поняли, что такие, как ваша матушка, нуждаются в общении с себе подобными. Им необходима компания своих людей.
Катерина кивала. Она и сама додумалась до этого, наблюдая за матерью. Не только додумалась, но и дочиталась. Она изучила работы по медицине и психологии, желая понять, что такое болезнь Альцгеймера на самом деле.