Сколько часов прошло с тех пор, как я оказался в этой больнице, не помню. Два часа, ночь, а быть может, целые сутки? В который раз взглянул на часы, в глаза будто песок насыпан, еле видно циферблат. Я напрягся, сфокусировал обзор и сумел разглядеть как большая стрелка, нервно спешила — доходит восемь утра. По длинному коридору хожу бесчисленное количество минут, не находя себе место. Сидеть уже больше не могу, да и ходить, из одного конца коридора в другой — тоже. В который раз тяжело опускаюсь на скамью возле дверей реанимации. За последний час оттуда никто не выходил. Как ни пытался узнать у персонала, что с Сашей, бесполезно все. Медсестры и врачи, что бегают туда-сюда, только извиняются и бегут прочь от меня по своим делам. Спешат, чтобы помочь моей девочке, о состоянии которой я ничего толком не знаю. Чем больше проходит времени с момента начала операции, тем сильнее я нервничаю, ощущая себя настолько дерьмово, что жить не хотелось. С каждой минутой, ожидание становилось напряженнее, и просто сидеть и ждать неизвестно чего — было мукой. Сейчас главное, чтобы она была жива и нанесенные травмы были совместимы с жизнью. Ведь если операция затянулась настолько, значит, они делают все возможное, ведь так?
Она будет жить. Других вариантов не допускаю.
Я уже раз пытался войти за двери, над которыми ярко горела вывеска «реанимация» и увидеть Сашу, либо найти того, кто сможет дать ответ на вопрос: как она? Но меня грубо выпроводили, объяснив это тем, что он мешает работе врачей. Я и сам понимал, что нужно всего лишь ждать и надеяться на лучшее. Но с каждой минутой надежды становилось все меньше, хоть и не мог я себе признаться в этом. Отчаянно желал всем своим нутром, сердцем и разумом, чтобы с ней было все в порядке. Хотя «в порядке» не то словом, коим можно описать состоянии Саши.
Устало провожу ладонью по лицу, закрыв глаза, и присев, прислоняюсь спиной к стене. Третий стакан кофе из автомата, не придавал сил держаться и не разнести здесь все к чертям. Почему никто не выходит из этих дверей?
Дверей, за которыми решается судьба Саши. Наша судьба. Даже на миг я не мог представить свое существование без нее. Она тот стимул, та нить, за которую я все это время и сейчас держусь. Под моим внешним обманчивым спокойствием, внутри томились боль и неизвестность, которые отравляли все. И от исхода операции и вердикта врача будет зависеть: взорвусь ли, снеся все на своем пути, или же, хоть немного успокоюсь.
Спустя еще сорок минут двери распахнулись, и вышел врач. Я мгновенно распахнул глаза и настиг его, перекрыв своим телом дорогу.
— Как она? — взволновано спрашиваю, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
— На данный момент, если так можно выразиться — пока нормально, — устало выдохнул мужчина.
— Что значит "пока"? — чуть повышаю голос.
— Операция только закончилась. Сейчас мы переведем ее в палату интенсивной терапии и будем ждать, когда она придет в сознание, — уже тверже констатирует врач.
— Сколько ждать? — сжав губы, не унимался я.
— Мы сделали все, что смогли, и теперь ее жизни ничего не угрожает, но состояние критическое. Если бы вы привезли ее минутой позже, мы ничего не успели бы сделать. Могу сказать одно: эта девушка родилась в рубашке, но, пока не очнется, никаких прогнозов делать не могу. Теперь все зависит только от нее.
Трясущейся рукой стираю влажный лоб со лба и задаю вопрос, которого боялся больше всего:
— Насколько все серьезно? Что с ней сделал этот ублюдок? — я сжал челюсти, только думая о ее мучителе.
— У девушки сотрясение мозга, сломано три ребра, одно из которых повредило легкое, отчего открылось внутреннее кровотечение. Это чудо, что она осталась жива. Я не говорю уже о переломе и порезе руки и многочисленных гематомах и ссадинах по всему телу, — доктор перечислял все повреждения спокойным голосом, я же перестал дышать, затаив дыхание и жадно ловил каждое его слово.
Да, это действительно чудо, что она осталась жива. Но какой, черт возьми, ценой! Даже представить не могу, через что ей пришлось пройти, пока меня не было рядом. Ведь если бы я больше уделял ей времени, всего этого бы не произошло!
— Могу я ее увидеть?
Я настолько взволновал и испуган новостями о ее состоянии, что мозг до сих пор отказывался воспринимать информацию.
— Конечно, как только ее переведут в палату.
Позже, я еле слышно вошел в палату, в которую ее только привезли. Закрыв дверь, развернулся и замер, как только глаза отыскали Сашу, которая лежала на больничной койке.
Вся бледная, лицо было невозможно узнать, в левой руке — капельница и провода, что тянулись от приборов слева от кровати, правая рука — в гипсе. Я сделал еще пару шагов и настиг ее. Оказавшись рядом, зажал рот ладонью: только бы не закричать от отчаяния и всей этой картины. А хотелось орать во все горло, попытаться вернуть все, как раньше, но я ничего не мог сделать!