После Рахманова и Маргариты Степановны бразды правления в Центральном ЛИТО принял на себя Геннадий Самойлович Гор. Человек высокообразованный, страстный библиофил, он тем не менее не обладал энергией и волей, которые были необходимы для «проталкивания» молодых авторов в печать. Но он оказал значительное влияние на пишущую молодежь, из его ЛИТО вышел Андрей Битов. В этом же ЛИТО занимались и Борис Вахтин, и Валерий Попов.
Вероятно, это был конец 1965 или, скорее, начало 1966 года. Сергей недавно вернулся из армии и на занятиях у Гора был не более двух-трех раз. Геннадия Гора сменил Израиль Моисеевич Меттер, которого близкие и друзья называли Селик. Мои родители очень дружили с ним и его женой, балериной Ксаной Златковской. Более того, в эвакуации в Молотове (Перми) мы жили в соседних комнатах, в гостинице-семиэтажке, отданной эвакуированным из Ленинграда Союзу писателей, Мариинскому театру и Хореографическому училищу.
Старший брат Селика Исаак Моисеевич Меттер был профессором физики в Электротехническом институте имени Бонч-Бруевича и преподавал один курс у нас в Горном институте. Я физику ненавидела, боялась, как чумы, и представляла себе издевательства, которым подвергнусь на экзамене. Ну и вызубрила все, не понимая ни единого слова. Исаак Моисеевич слушал мой ответ, подняв очки на лоб с выражением величайшего изумления, а по окончании пытки сказал:
— Не понимаю, в чем дело, но ты сдала на крепкую четверку. А у меня со вчерашнего дня было плохое настроение, боялся, что придется тебе по блату натягивать тройку.
Возвращаясь к Селику Меттеру. Он сыграл важную роль в Сережиной литературной судьбе, или точнее, в его самоощущении как писателя. Вот как Довлатов пишет об этом: «Он (И. М.) сказал, что я с некоторым правом взялся за перо, что у меня есть данные, что из меня может выработаться профессиональный литератор, что жизненные неурядицы, связанные с этим занятием, не имеют абсолютно никакого значения и что литература — лучшее дело, которому может и должен посвятить себя всякий нормальный человек».
Израиля Моисеевича Меттера сменил в ЛИТО Виктор Семенович Бакинский. Довлатов относился к нему сердечно за его чуткость и доброжелательность.
…Моей задачей в этих мемуарах не является описание различных ленинградских ЛИТО. Этому посвящена прекрасная книжка Марка Амусина «Город, обрамленный словом», изданная в Италии в 2003 году. Мне хочется упомянуть только наиболее близкое мне Литературное объединение Горного института, возглавляемое в то время Глебом Сергеевичем Семеновым. Хотя я ничего ни прозаического, ни поэтического в те годы не сочиняла, но исправно посещала их собрания, была знакома почти со всеми поэтами-горняками и, благодаря хорошей памяти, знала наизусть десятки их стихотворений. Тем не менее, прежде чем рассказывать о довлатовской литературной жизни и моем в ней участии, мне хочется поделиться мыслями о так называемой Ленинградской литературной школе.
Действительно, Ленинградская литературная школа: миф или реальность? Существовала ли она?
Марк Амусин в уже упомянутой книге пишет, что у ленинградских писателей, даже в лучшую пору шестидесятых годов, было гораздо меньше возможностей печататься, чем у москвичей. В Ленинграде функционировали всего три «взрослых» литературных журнала — «Звезда», «Нева», «Аврора» и один детский — «Костер». О тамошней обстановке Довлатов замечательно написал в «Ремесле».
В Москве же были и «Новый мир», руководимый Твардовским, и «Знамя», и «Октябрь», и «Дружба народов», и «Юность». Кроме того, исторически сложилось, что Ленинград находился под надзором более суровой и жесткой цензуры. Эти факторы способствовали рождению камерного стиля в ленинградской литературе, большей замкнутости и большей сосредоточенности на внутреннем мире человека, на его психологическом состоянии. Да и сам город, утопающий в литературных реминисценциях, подыгрывал мистическому слиянию автора и героя. Это можно сказать почти о каждом ленинградском писателе, но особенно — о Довлатове. Его рассказы производят такое «автобиографическое» впечатление, что читатель перестает отличать автора от героя.