Нахлынувшее ощущение сопричастности большому делу отдавало сентиментальностью, но оно вполне объяснимо. Из письма Штерн от 8 июня 1979 года:
Мои товарищи и коллеги – прелесть. Расскажу о них коротко. Боря Меттер – Остап, командор. Женя Рубин – Паниковский, я – Шура Балаганов. Орлов – Адам Козлевич. И «антилопа» есть. Все, кроме меня, умеренно и охотно пьющие. Все рослые и толстые. Широкие и веселые.
В письме Ефимову 17 января 1980 года Довлатов повторяет практически слово в слово ильф-петровскую классификацию своих компаньонов. Довлатов тоже хотел быть «широким и веселым». Даже конфликты между соратниками вызывают почти умильное чувство. Из того же письма:
Мы без конца ругаемся. А Меттер с Рубиным даже подрались, шумно и неумело. После чего у обоих распухли щеки.
Причины для драки были. Выход первого номера «Нового американца» все время откладывается и переносится. Сначала открытие планировалось на июнь-июль. Затем дата обрела четкость и ясность, сместившись на 4 сентября 1979 года, интригующе близко ко дню рождения самого Довлатова – 3 сентября. Увы, день рождения не нашел своего естественного продолжения. Что для Довлатова, скорее всего, было не самым плохим вариантом. Издание газеты, по признанию писателя, оказалось «гораздо дороже и сложнее, чем выпускать журнал».
При этом материальная сторона проекта обрела одновременно пугающую и будоражащую сознание осязаемость. Из письма Ефимову от 25 мая:
Газетные дела резко продвинулись. До первого мы покупаем две наборные машины (ибо с первого июня они дорожают на восемь процентов). Фирма обязуется доставить их в течение 60 дней. Это значит, что за 2 месяца надо решить все оставшиеся проблемы, чтобы машины потом не стояли.
В следующем месяце делается еще один шаг к реализации мечты. Из письма к Ефимову от 6 июня:
Теперь о газете. Мы сняли офис на Бродвее. Таймс-сквер, 1. В небоскребе. Правда, на 7 этаже. Это по ленинградским меркам – угол Невского и Литейного. Заказали телефон, визитки, бланки и прочую канцелярщину. Приобрели в рассрочку дивную машину, которая втрое умнее меня. В общем – начали.
Поступательные шаги к успеху сопровождались досадными срывами, связанными с финансовой неграмотностью, если не сказать наивностью, компаньонов. Из интервью Елены Довлатовой в Elegant New York:
И вот Б. Меттер нашел какого-то человека, американца, который вдохновился идеей новой русской газеты, имел счет в банке и мог, как он заверил нас, купить наборную машину в кредит. Мы собрали 900 долларов на депозит, что было для нас значительной суммой, отдали деньги этому американцу, но он растаял вместе с нашими деньгами – больше его никто не видел. Еще раз собрать деньги было нереально.
Увы, и «козырное место» по адресу 1, Times Square имело свой существенный минус. Из цитированного выше интервью жены писателя:
Правда, никому, кроме самых близких, не было известно, что размером она была с кладовку, в которой даже письменный стол едва помещался. Сотрудники редакции и их гости часто сидели на полу, а дверь в коридор почти всегда держали открытой, иначе в комнатке можно было задохнуться. Иногда, когда собиралось слишком много народу, сидели на полу и в коридоре.
К сожалению, даже волшебная машина не ускорила выпуска «Нового американца». Тут нужна была «машина времени». Проблема заключалась, в частности, в запутанных финансовых вопросах. Компаньоны, уверенные в неизбежном успехе предприятия, выбрали бизнес-модель для газеты. Это означало, в частности, невозможность получения государственных субсидий. Деньги для издания следовало получить в форме личных банковских займов. Пробивал заем неугомонный Борис Меттер. Первоначально партнеры рассчитывали на 25–30 тысяч долларов. В итоге банк одобрил кредит лишь на 16 тысяч. Дадим слово Рубину:
Наконец этот исторический день наступил. Собираясь звонить Довлатову, чтобы передать праздничную новость, я предвкушал удовольствие от его счастливого смеха, от буйной радости, которую он не станет сдерживать. Но услышал я в трубке скучный голос, произнесший слова, явно приготовленные заранее:
– Ребята, я с вами во всем, кроме денег. Рисковать деньгами я боюсь. Так что отправляйтесь в банк без меня.
В интервью Виктору Ерофееву писатель обходит этот вопрос: