– Ну, что сказал князь? – Сирвид резко повернулся, и гонец невольно отпрянул. В темно-зеленой мгле посреди сумрачных елей старый воин сильно напоминал Пикуолиса, зловещего повелителя подземного мира.
– Князь сказал – беда! – наконец, выдал Вилмантас. – Рыцарей очень много. Торопись, воевода! Скорее веди войско на подмогу.
– Что ж, скорей так скорей… – воевода развел руками и вдруг быстро спросил: – Что это у тебя на плече, на левом?
– Где?
Гонец повернул голову… Выскочивший из-за елки слуга ударил бедолагу ножом в шею! Ловко все проделал, парнишка не успел и вскрикнуть.
– Умеешь! – уходя, скупо похвалил Сирвид. – Тело лапником забросай. И нож от крови не забудь вытереть.
– Не забуду, – ощерился слуга вослед уходящему воеводе. – Как можно забыть?
Вернувшись к войску, старый воин уселся все на тот же пень, никому ничего не сказав.
Второй гонец появился, не слишком-то отстав от первого. Худющий, одни глаза, а на руках – цыпки. Его тоже придержал верный Мантас. И снова служка в сером плаще ловко и умело сделал свое черное дело. Убил так же, ножом в шею, чтоб не закричал. Оттащил к муравейнику да принялся деловито забрасывать тело лапником… Радовался! Уж больно нынче благоволили боги. Воевода-то ушел, а перстня на пальце мальчишки не заметил! Хороший такой перстень, богатый – серебряный, с плоским коричневатым камнем. Кажется, подобный сам князь носил… Ну, кто б ни носил, а нынче колечко сие хозяина сменило. Богатая, добрая вещь! Такую и продать можно… и подарить не стыдно, да.
Ровно в полдень, когда солнце засверкало над вершиной приметной сосны, воевода скомандовал выступление. Вот уж тут обрадовались все! Застоялись уже, заждались. Шли-ехали весело, с шутками, с прибаутками… особенно те, кто подальше от строгого воеводы.
Миновали лес, свернули, где надо, проехали мимо высоких лип, пробрались зарослями, вышли к реке… и замерли!
Весь берег был завален полураздетыми трупами. Рыцари забрали своих, а с литовцев кнехты сняли доспехи. Ну и одежду – у кого побогаче, да.
Старый воевода Сирвид опоздал, и что было с князем – неизвестно. То ли погиб Довмонт, то ли, что гораздо позорней и хуже, угодил в полон.
Так и вернулось войско в Утену, в нальшанскую землю. Рыцарей нагнать не смогли и князя своего потеряли. Полный бы вышел позор, коли б – тут как тут! – новый князь в Утене не объявился. Вернее, старый – Наримонт. Снова взял всех под свою руку, и с этим согласились все – и бывший король Миндовг, и Тройнат Жмудский. А что делать прикажете, коли Довмонта-князя нету! Сгинул, пропал князь – не похоронить, как положено, и достойной тризны не справить.
Парень был чем-то похож на д’Артаньяна. Вернее, на молодого Боярского в роли бесстрашного гасконца. Длинные черные патлы, небольшие щегольские усики и наглые зеленовато-карие глаза.
Приходя в себя, Игорь-Довмонт заморгал, пытаясь осмотреться.
– Ого! Да вы, кажется, пришли в себя, клянусь Святой Девой! – воскликнул «д’Артаньян» почему-то по-немецки. – Ишь, как вы шарите повсюду глазами! Судя по вашему плащу, вы доблестно сражались, мон шер ами.
Ну, точно – д’Артаньян! Даже вставляет в немецкую гавкающую речь изящные французские фразы.
– Весьма сожалею, что не познакомился с вами раньше, – сверкая глазами, продолжал болтать незнакомец. – Быть может, мы бы тогда сражались плечом к плечу. Ваши оставили вас нам, для лечения. Вы ведь с Эзеля, так?
– С Эзеля? – удивленно переспросил князь. Все же у него хватило ума говорить сейчас так же, как и его собеседник – по-немецки, вернее, на том диалекте немецкого языка, на котором разговаривало большинство рыцарей-тевтонцев. Впрочем, сейчас больше говорил этот, так похожий на мушкетера, парень. Прямо болтал без умолку, мешая немецкие слова с французскими.
– Я хотел сказать, вы из тех рыцарей, коих великий магистр Георг фон Айхштэтт прислал после завоевания Эзеля нам на помощь. Судя по перстням, вы – человек светский. Как, впрочем, я… Да-да, я лично следил, чтоб никто из этих бродяг-кнехтов не позарился на ваши кольца… Знаете, тут нужен глаз да глаз, и наш комтур, славный христовый рыцарь Гуго фон Штауфен, меня в этом поддерживает.
Фон Штауфен… Память историка Игоря Ранчиса услужливо подсказала: Штауфены – один из самых знатных германских родов. Этот Гуго, скорее всего – пресловутый третий сын… или – четвертый, или пятый… В общем, тот, кто при дележке наследства не получил ничего… кроме, может быть, кота в сапогах.