— Скажите воеводе своему, а ещё лучше самому Гердене, что Довмонт с княгиней и казной направился во Псков, откуда и пришёл. Жителям же он обид не чинил, — приказал князь.
Всё это время седоусый был вблизи от Довмонта. Он даже помогал в сражении со стражниками в палатах.
— Ты тоже свободен. Иди куда хочешь.
— Куда же мне, князь, теперь без тебя идти, сам подумай? — взмолился неожиданно седоусый. — Да и родня моя вся на псковской стороне. Так что я с тобой, князь.
— Смотри, как знаешь, ты мне не холоп. Ежели скажешь, сразу отпущу.
При ярком свете то расстояние, которое они проходили в предутреннем тумане, оказалось намного короче.
В кустарниковом лесу, при надетых доспехах, пряталась и вся псковская рать, и часть Довмонтовой дружины.
Оба воеводы выехали навстречу князю.
— Принимайте добро, — весело сказал князь, — и пополнение не обидьте.
Разглядев обоз, Давид Якунович спросил о чём-то дядьку Луку, а услышав ответ, счастливо заулыбался:
— С успехом тебя, князь! Я так понял, семью свою собираешь? Здорова будь, княгиня, и вы, княжичи! Ежели во Псков собрались, встретим с почётом.
— Ну ежели с почётом, так и собрались! — проговорила княгиня Евпраксия и сама спрыгнула с кобылы.
— А мы зря время не теряли, навязали плоты, Давид Якунович всё допытывался, для какой надобности, — весело сказал дядька Лука. — Теперь сам видит, для какой. И княгинюшка, словно пёрышко, на тот берег переплывёт, и казна.
— Переправляться будете сразу. Надо вам дальше от Двины уйти, — проговорил Довмонт.
Воины, помогая друг другу, быстро расстёгивали латы, навьючивали на лошадей.
— Давай, Давид Якунович, простимся на этом берегу. Доверяю тебе и княгиню с княжичами, и казну. Мы тут станем поджидать Герденю. Оставь мне, как переправишься, полсотни ратников. С тобой пойдёт дядька Лука.
— Не лучше ли всем вместе ударить, князь? — запротестовал было псковский воевода.
— Тут не число надо, а хитрость. Числом их не побьём, а только себя выдадим.
Довмонт отрядил сотню своих воинов, они тоже уходили вместе с дядькой Лукой.
— Ежели что, будь уверен, Довмонтушко, я при твоём семействе — вечный слуга, — проговорил, прощаясь, Лука Нежданович.
Все понимали, что сеча будет нелёгкая.
— Смотри на тот берег, — сказал князь Василию, — следы уходят в лес, их хорошо видно. Значит, Герденя устремится туда. Даю тебе полусотню, да полусотня псковских переминается на том берегу. Ты уводишь их в лес. С краю леса оставляешь дозорных. Едва войско Гердени подходит к реке, они подают сигнал. Это чтобы вы готовились. Но из леса не показываться, пока его войско не разделится на три части. Часть первая — те, что вылезли из реки, без доспехов, полуголые. Этих — бить тебе. Часть вторая — те, что всё ещё раздеваются на моём берегу. Это — все мои. Срединная часть — те, что в реке. Этих будем бить вместе. Не высовывайся из леса, пока они не разделятся на три части. Ежели пройдёт наша хитрость, быть им битыми, ежели мы раньше времени себя обнаружим — быть битыми нам. И тогда все тут поляжем. Сумеешь своих удержать?
— Всё сделаю, князь, как сказал.
— Теперь быстрее на ту сторону и в лес. Латы наденете там. Но и промедлить вам тоже нельзя. Весь наш расчёт — на три части.
...Прошло немного времени, и пространство у реки стало пустынным. За густым мелколесьем Довмонт ссадил свои полторы сотни и разрешил, привязав коней, передохнуть. Молодого ловкого воина он послал на вершину высокой ели, ветви которой были увешаны шишками. У края гущи положил несколько сигнальщиков. Теперь оставалось лишь ждать, чтобы проверить, сколь правилен был расчёт.
Время тянулось долго, но у реки никто не показывался.
Весь его план мог сломаться от одной простой причины — Герденя в погоне за казной и княгиней устроит переправу в ином месте. Что ж, тогда остаётся запасной план: после полудня переправиться самим и ударить по ним ночью в лесу, с факелами в руках. Бить всякого, у кого не будет факела. Однако при такой битве легко и своих перепутать с чужими.
— Ну что там? — несколько раз, задирая голову, нетерпеливо спрашивал Довмонт парня, устроившегося верхом на толстой еловой ветке.
— Никого, — отвечал парень.
— Смотри не засни у меня!
Наконец сам парень зашевелился наверху и обрадованно сообщил:
— Едут! Сюда едут! Много-то как!
— Ты прикинь, сколь много.
— Сотен пять, а то и семь! Торопятся! Мне слезать?
— Ещё посиди. Взгляни вдаль, там следом никого нет?
— Там-то нет, а эти уж близко.
— Тогда слезай, — разрешил Довмонт и крикнул, как уговаривались, три раза селезнем.