В те дни Миндовг в ковалях не нуждался, он нуждался в хороших воинах, которые убивали рыцарей и шли дальше на битвы с их мечами.
Отец же устроил пир, все ему подносили подарки — кто кубок, кто арбалет, а Миндовг подарил коваля.
У них был свой коваль, из литовцев, он жил одиноко в избе, — широкоплечий выпивоха и весельчак. Жены у него не было, но от этого их коваль не страдал, потому что поблизости жили две не старые ещё вдовы, их-то он и навещал.
Всё это Довмонт узнавал из разговоров прислуги и тут же забывал — что ему было до житейских сплетен.
Иногда из кузницы по нескольку дней не поднимался дым и не было стука, то тяжёлого, басовитого, так что рядом сотрясалась земля, — это когда коваль работал большим молотом, то звонкого, частого — когда в работу шли маленькие молоточки.
Отгуляв, коваль подвозил уголь, разжигал огонь в горне — делал всё сначала медленно, со вздохами, а потом скорее, наконец входил в работу, и руки его начинали мелькать в воздухе так, что превращались в сплошную расплывчатую полосу.
Немало вещей он сработал для семьи Довмонта, и Довмонт в раннем детстве, особенно зимой, часто прибегал к нему в кузню. Он наблюдал за ковалём, поворачивая к горну то одну щёку, то другую, и одной щеке было жарко, а другой — холодно. А коваль в это время выхватывал огромными щипцами из дышащего жаром горна раскалённую заготовку, быстро клал её на металлическую наковальню и, придерживая теми же щипцами, взмахивал молотом.
Но мечи у коваля получались обыкновенные. Коваль и сам знал это, оттого жаловался Довмонту: «Пустили бы меня по миру погулять на год, а то на два, отыскал бы я искусного мастера, пал бы ему в ноги и перенял бы его секрет».
Однако коваль был нужен тут, и никто его не отпускал.
Отец в первое же утро подозвал подаренного коваля и показал ему меч Миндовга, отобранный у знаменитого маркграфа.
— Сделаешь лучше такого, отпущу на волю. Понял меня?
Подаренный коваль умело вынул из роскошных ножен меч Миндовга, осмотрел его клинок с извивистым рисунком внутри чернеющего металла, уважительно покачав головой, как бы показывая, что и он оценил хорошую работу, согнул клинок почти пополам, отпустил, так что тот распрямился с мощной пружинистой силой.
Кое-как по-немецки коваль сообщил, что ему известны тайны, как делать такие клинки, и он будет стараться исполнить волю пожилого отважного воина.
— То не мне, то для сына. — И отец показал на Довмонта.
Довмонт тогда взволновался от этих отцовских слов, он уже мечтал о настоящем мужском вооружении.
— Но делай как на меня, не смотри, что он отрок.
Коваль ответил, что из смелых отроков вырастают хорошие воины, и спросил разрешения осмотреть кузню. Местному ковалю сказали, что подаренный будет жить у него и делить с ним хлеб, а он, тутошний, пусть перенимает его тайное умение.
— Ещё проверить надо его умение, а то наплетут баек, — обиделся было тутошний.
Но отец строго на него посмотрел:
— Другие проверили. Из края в край не стали бы возить. Великий князь пустяковину не подарит.
Подаренный коваль не сразу стал делать клинок Довмонту. Кое-что он переделал в кузне, пробовал на вкус и на ощупь древесный уголь, который лежал кучей под навесом, сортировал его, приговаривая что-то на своём языке. Потом стал сортировать обломки мечей, которые тоже лежали кучей рядом с углём.
У простых воинов и мечи простые: одни гнутся от каждого удара, и в схватке их распрямляют, наступая ногой, другие — ломаются при сгибе, третьи — также разламываются пополам, стоит по ним резко ударить другим, хорошим мечом. Любой воин мечтает о мече, который рубит железный доспех, легко рассекает ткань и перерубает другие мечи. Только хороший меч стоит столь дорого, сколько у простого воина и за жизнь не накопится.
И какой коваль не мечтает познать тайны, как куются такие мечи. Только большинство так и умирает, не познав этих тайн, а познавшие уносят с собой в могилу.
— Ты присматривай да сам пробуй, — наставлял тутошнего коваля князь, Довмонтов отец.
— Я и так смотрю, князь, мне бы ещё знать, что он там бормочет, заговоры его. А то всё вроде бы приготовили, он же говорит, что неделю обождать надо — луна не та.
— А ты и запоминай, какая луна.
Из кучи обломков мечей дарёный коваль отобрал те, что при щелчке по ним давали звук ясный и звонкий. Раскалив их до белого свечения, бил по ним, перекрещивая друг с другом и вдавливая один в другой. Потом, раскалив добела снова, остужал в куче угля, вновь раскалял и засовывал в кувшин с льняным маслом, так что оно бурно вскипало. Всё это он делал по многу раз, напевая на своём языке то ли молитвы-заговоры, то ли песни.