Боярина впустили в крепость, дружину его пока оставили за стеной.
— Все ваши тут сидят, их не обидели, только повязали, — сказал Довмонт, — никаких обид Новгороду чинить не хотим, у каждого свой расчёт.
— Ты объясни, как тут появился? По моим расчётам, ты ещё должен быть только на подходе к крепости. По воздуху летел?
Довмонт с гордостью улыбнулся:
— Для того лошадей подбирал, чтобы быстро бегали. Князю там передайте, что в Пскове дом у него всегда. Псков заветы Александра Ярославича помнит.
В недальних псковских селениях начался мор. Или какие пришлые занесли эту страшную хворь, или наколдовал кто, а только жители, дом за домом, покрывались страшными язвами, ложились на пол, не в силах подняться, изо рта у них вместе с кровью и гноем выходил смрад, и так, в полном осознании своей обречённости, они умирали. Сёла эти обходили стороной. И некому было ни пищу принести, ни воды подать умирающим, ни утешить их, ни соборовать.
Кирилл, будучи иеромонахом, стал исполнять всё необходимое. Каждый день отправлялся он в эти сёла — верхом на древнем мерине с провислой спиною, — прихватив с собою икону, запасные дары, освящённую воду, хлеб.
Когда он приехал в самый первый раз и увидел на улице неубранных мёртвых людей, страшно ему было перейти порог дома, с которого решил начать свой обход. Но, перекрестившись, прочитав шёпотом слова молитвы, он шагнул-таки в промороженный, казавшийся вымершим дом, а там на полу лежали вперемежку с мёртвыми и живые.
Инок вынес мёртвого старика, двух маленьких детей, затопил дымную печь, отворив дверь; натаял снега, напоил и накормил болящих — мужа и жену, закутанных во всё тёплое.
— Как на Руси, остался ли кто живой? — спросили его. И вопрос этот порадовал инока: если спрашивают, значит, не потеряли ниточку жизни.
— На Руси живы многие, если не считать тех, кто гибнет сейчас от нашествия в Суздальских землях.
— А в Пскове? Что слышно про Псков? Или и там мор?
— В Пскове нет, а Бог даст, то и не будет. Мор только у вас да у соседей.
— То-то к нам никто и не ходит. Ты первый, кто посетил нас с зимы.
Эти муж и жена, попив тёплой воды с накрошенным хлебом, почувствовали себя почти что здоровыми. Они заболели раньше всех, но вот же — смогли выжить.
Но в двух других домах были все мертвы. Зато в доме по соседству никто не болел, однако хозяева не пустили инока, крикнув, что сидят, затворившись, давно, но им ничего не надо.
Так он обходил за домом дом. В одном из домов две женщины находились на пороге смерти и просили причастия. Он причастил их — у него было с собою всё необходимое.
Облегчив участь болящим, инок сложил тела мёртвых в один из домов и припёр колом дверь, чтобы никакой зверь не стал рвать из них мясо.
— Болезнь, подобную той, что ты видел, описывал великий Ибн Сина, — сказал ему вечером старый Ибн Хафиз. — Он предположил, что невидимые в воздухе мельчайшие частицы разносят эту болезнь. Однако, если ты мне позволишь, я поеду с тобою завтра и, быть может, тебе пригожусь.
К тому времени осёл, на котором, к радости посадских детей, старец ездил в прошлые годы, давно уж издох. Инок дал старику своего мерина, сам же оседлал молодую кобылу, и при тусклом рассвете они выехали в другое селение.
— Лекарства от этой болезни не знает никто, — сказал старик, когда они вместе помогали болящим в первом же доме, — однако я прихватил с собою питьё, оно облегчает участь.
Вдвоём они отделяли живых от мёртвых, растапливали печи, кормили немощных. В этом селении особенно много было умерших детей. Также вдвоём они сносили их закоченевшие тельца в пустую избу, и старик иногда начинал тихо всхлипывать.
Когда же инок приступал к необходимым православным обрядам, старик деликатно переходил в другой дом.
— Я составлю подробное описание этой болезни, возможно, когда-то люди отыщут от неё и лекарство, — сказал старик на обратном пути. А потом задал вопрос, который мучил постоянно и самого инока: — Неужели смерть невинных детей — это промысл Божий? Но за что, почему?
Через несколько дней старик неожиданно ощутил слабость. Пока ещё сохранялись силы, он взобрался на мерина, которого, с разрешения игумена, передал ему инок, взял свою неоконченную книгу и поехал по знакомой дороге в селение, поражённое мором. Там он поселился в пустой избе, сумев даже протопить её, и, попрощавшись со всеми живыми, описывал до последнего вздоха, как съедал его старое тело этот страшный недуг.
Инок, ни о чём не догадываясь, войдя в то селение через неделю, нашёл старца уже мёртвым, закоченевшим. Раскрытая книга лежала рядом с ним на полу.