— Пойдём, — Джон обнял её, подвел к скамейке возле дома и все трое присели, не обращая внимания на встречных. — Лора тебе пишет?
— Иногда, — проговорила Бьянка с глухим всхлипыванием. — Она не жалуется, но там так ужасно! О, Мадонна! Бедная Лора, — девушка уткнулась в плечо мужа. Он её обнял. Софи, которая молча наблюдала за происходящим, принялась ритмично гладить мачеху по плечу.
— Он готов был отдать за неё свою жизнь, — начал Коул, выждав минуту. — Я полагал, что подобное в наше время невозможно, но Дуглас Макларен вернул мне веру в людей, несмотря ни на что. Уверен, беспокоиться не о чем и мисс Томсон в надёжных руках.
— Лора рассказывала, что когда огласили приговор, она долгое время не могла поверить в то, что ты его спас, — Бьянка теперь смотрела на мужа, который заметно помрачнел. Она никогда раньше не спрашивала его о том, что случилось и теперь не решалась. Но она ждала. Ей казалось, что он готов говорить.
— Я не любил отца, скорее, питал привязанность, но очень недолго, — начал он. — Этот человек никогда не был близким для меня. Ему не было до меня дела до тех пор, пока я не начал проявлять интерес к торговле. Тогда я обрадовался и понял, что должен во что бы то ни стало добиваться успеха в работе, чтобы он мной гордился. Но повзрослев, я понял, какой это бездушный, безжалостный и пустой человек. Когда я узнал о его смерти, то горевал не более минуты. Мне требовалось, во что бы то ни стало, отыскать тебя, а его смерть грозила сбить все планы, — Коул остановился. Ему только теперь стало неловко за свои слова перед Софи, которая невольно слышала его откровения. Но взглянув на девочку, он увидел взгляд полный сочувствия и искреннего участия, а потому продолжил. — Когда я изучил материалы дела Дугласа Макларена, то не поверил. Это всё казалось надуманным и неправдоподобным. Но при встрече с ним, все сомнения отпали. Этот человек не просто отважный бунтарь, он готов подавлять свои желания, ради блага тех, кто ему не безразличен. Лоре повезло с ним, как бы дико это ни звучало в сложившихся обстоятельствах. А ему с ней.
Бьянка сильнее прижалась к мужу и обняла Софи, которая тихо сидела и не перебивала их, что обычно было ей не свойственно. Через минуту Бьянка проговорила:
— Спасибо, Джон. Спасибо, что помог им.
Неожиданно юная Софи, которая до этого сидела тихо, подала голос:
— Мы не опоздаем? — взволнованно спросила она.
Приёмные родители вопросительно взглянули на неё и в ту же секунду рассмеялись тому, что их угораздило разоткровенничаться, когда друзья в гости ждут. Коул с племянницей поспешно встали со скамейки, помогли подняться Бьянке и, смахнув с себя уныние момента, бодро направились в нужную сторону. В этот день Джон Коул впервые в жизни опоздал. Немного, но всё-таки.
К трём часам основная суматоха в доме генерала улеглась. Адалин, пользуясь передышкой, ушла к себе, чтобы переодеться, тогда как девочки из партии, с которыми она успела подружиться, помогали прислуге наводить последние штрихи в сервировке. Первым в дверях появился Хьюго Хадсон. Его любезно пригласили к столу с закусками, предложили выпить. Доктор, хоть и проявлял любезность, всё же слегка печалился от того, что других гостей, кроме юных дам, взявших в оборот Аяме с малышкой, здесь не было. Но когда на пороге появился декан медицинского университета, мужчина воспрял духом, отыскав наконец того, с кем можно поговорить, не опасаясь быть непонятым. Хозяева должны были спуститься с минуты на минуту, но что-то явно задерживало их.
— Как это всё нелепо, — Адалин ворчала на отражение, стоя в своей комнате возле зеркала. — Зачем было устраивать весь этот праздник? — она безуспешно пыталась расправить драпировки светло-зелёного платья на круглом животике.
— Почему же нелепо? — донёсся до её ушей голос мужа, по-кошачьи растянувшегося на застеленной кровати.
— Мы поженились в конце лета. Сейчас — начало зимы. У всех дела, а мы их от работы отрываем! — она не договорила и тяжело опустилась на кресло, еле сдерживая негодование. Девушка устала. Но не от приготовлений к празднику и тревог за то, что обременяет кого-то. Она устала от этих изнуряющих перепадов настроения, от неудобств, вызванных беременностью, от того, что не нравилась себе в зеркале. Причин было больше, чем достаточно. — В этом платье я похожа на дирижабль. Я не выйду, Виктор. Иди один, — окончила она свою тираду, скрестив руки на груди. Сейчас она походила на обиженного ребёнка, которому требовалась поддержка и муж это знал. Он поднялся со своего места, подошёл к ней и, опустившись рядом на подлокотник кресла, заговорил: