Джон не имел фамильной склонности к обогащению, роскоши и земным удовольствиям. Он, конечно, бывал в борделях — отец периодически включал посещение злачных мест в программу воспитания кровинушки — но только потому, что этого от него требовали. Каждый раз после возвращения домой с очередной попойки он некоторое время приходил в себя и старался не пересекаться с отцом. Своё удовольствие Джон находил в других вещах. Молодой человек предпочитал уединение на лоне природы. К счастью, глава гильдии озаботился тем, чтобы во внутреннем дворе его роскошного особняка возвели цветущий сад на радость публике. Сам глава семейства был к растительности равнодушен. Джон любил забрести вглубь замысловатого лабиринта из кустов шиповника и проводить там свободное время наедине со своими мыслями. Частенько он брал с собой бумагу с карандашом и наскоро зарисовывал то, что видел перед собой или что-то, что вдохновило его и сильно врезалось в память. За годы у него накопилась обширная папка из тех работ, которые он в порыве самокритики не сжёг в камине и если бы их увидел какой-нибудь знаток из мира искусства, то наверняка бы высоко оценил.
С материю парня Коул-старший познакомился, когда ездил по торговым делам в Испанию. Там, попав под очарование живописной природы, праздничной атмосферы, а скорее, чрезмерного количества спиртного, он был околдован очаровательной дочерью трактирщика Эмилией и не смог уже снять с себя эти чары. Он забрал девушку с собой и вскоре женился на ней. Молодые люди были счастливы до тех пор, пока Эмилия не узнала о наклонностях сластолюбивого супруга. С тех пор у них начались ссоры, часто доходившие до рукоприкладства. Джон, бывало, становился свидетелем этих сцен и после того, как разъярённый отец уходил, громко хлопнув дверью, утешаться в объятиях менее требовательной особы, сын шёл к матери и долго сидел, прижавшись к ней, пока та не прекращала плакать. У сына с матерью были не самые лучшие отношения, но он понимал и жалел родительницу, хоть её трудно было назвать ласковой и любящей. Женщину больше заботило положение семьи и успехи мужа, от которых зависело их благосостояние. Если по каким-то причинам Джон вызывал недовольство отца, она сразу становилась на сторону мужа.
Громкий хлопок входной двери сообщил Коулу-младшему об уходе главы семейства и окончании очередной ссоры. Парень вышел в коридор и направился в сторону комнаты родителей. Он не постучал. Мать сидела на постели и смотрела прямо перед собой невидящим взором. За эти годы она выплакала уже все слёзы, отчаявшись изменить что-либо во всём происходящем. Она не хотела ругаться, знала, что это ни к чему не приведёт, но обида снова так врезалась ей в грудь, что гнев прорвался, забрав все силы этой немолодой женщины, былая прелесть которой увяла в череде горестей, свалившихся на её плечи. Она многое перенесла в своей жизни. Странно только, что потеряв стольких детей, Эмилия так и не прониклась нежными чувствами к единственному сыну. А может быть, просто не хотела привыкать к нему, чтобы не переживать снова бурю отчаяния и скорби, когда и он покинет её.
Джон сел рядом, поджав под себя одну ногу и прижался к плечу матери.
— Ты видел их? — тихо спросила она.
— Только одну, — также тихо ответил сын.
— И как она? Молода и свежа, не так ли? — женщина попыталась усмехнуться, но это больше было похоже на всхлип.
— Обычная, — попытался успокоить её сын.
Женщина отстранялась и повернулась к нему, гневно сводя брови.
— Ты врёшь мне! Все вы мне врёте! Развлекаетесь там в своём личном борделе, а потом возвращаетесь домой к своим постылым старухам! — Она выговаривала сыну всё то, что не успела сказать мужу. — Когда ты женишься, Джон, твоя жена будет так же несчастна с тобой, как и я с твоим отцом. Будь проклят тот день, когда я согласилась уехать с ним! — женщина прижала к глазам руку тыльной стороной, пытаясь сдержать подступившие слёзы.