Я перевернула фотографии, чтобы сверить дату. Но с обратной стороны моей фотографии было нацарапано чернилами лишь «Пенни без зубного моста», а на обратной стороне фотографии Джереми – «Музыкант, как и его отец», на что Джереми хмыкнул. Других фотографий в ящике не оказалось. Только визитка из юридической конторы Джереми с адресом и контактными телефонами.
– Джереми, – начала я загадочным голосом, – она как будто знала, что мы придем вместе. Может быть, она хочет, чтобы мы узнали что-то об этом месте и ее жизни? – Чем больше я над этим думала, тем больше мне нравилась эта идея. – Иначе зачем она отдала тебе дом, а мне гараж?
Он посмотрел на меня.
– А Ролло мебель, не забыла? Нет ничего мистического в том, чтобы разделить имущество между кровными родственниками и ничего не оставить правительству, Пенни, – спокойно сказал он. – Не стоит романтизировать ситуацию. Большинство людей просто продают то, что переходит к ним по наследству.
– Фу, – сказала я разочарованно. – Ты же не посмеешь продать эту чудесную виллу?
– Это уж вряд ли, – признался Джереми. – Она замечательная. Интересно, остальное тоже в хорошем состоянии? Пойдем, посмотришь другое имущество, – сказал Джереми и повел меня в другую комнату.
Мы стали давать имена каждой спальне. Первая стала Розовой комнатой из-за розочек на обоях. Следующую мы окрестили Комнатой взятия Бастилии, потому что она была в красно-синих тонах. За ней шла Комната Ренессанса, поменьше размером, там на потолке была плитка, с которой из-за облаков выглядывали купидоны.
– Довольно мило, – заметил Джереми.
– Итальянская, – сказала я о плитке. – Раньше такое делали для людей, которых любили. Для невест или детей, даже для новорожденных. Разрисовывали потолок чем-нибудь приятным, чтобы, просыпаясь, любимые видели это.
Следующую комнату мы назвали Японской. На обоях были нарисованы пагоды и маленькие женщины с бумажными зонтами на изогнутых мостах. Все четыре комнаты располагались в ряд, с выходом на балкон с одной стороны и в холл с другой. Для трех гостевых комнат была одна ванная в конце коридора в бледных тонах цвета морской пены, с таким же старомодным туалетом и более узкой ванной, нежели у хозяйки. Некоторых плиток в полу недоставало.
Мы вернулись вниз и обнаружили под каждой лестницей по двери. Справа за дверью оказалась кладовка, где не было ничего, кроме старой грязной швабры. Левая дверь вела в столовую с тяжелыми опущенными шторами темно-красного цвета и длинным столом, вокруг которого мы насчитали восемь страшных на вид стульев с деревянными спинками.
За столовой оказалась кухня, откуда наружу вела дверь. За дверью мы обнаружили веранду, где хранился садово-кухонный инвентарь – корзина, лейка, садовые ножницы, перчатки. С веранды спускались каменные ступени, а за ними, если продраться через жасминовые заросли, можно было обнаружить заброшенные грядки с зеленью.
Кухня больше других помещений нуждалась в ремонте. Здесь стояла древняя черная печь, ржавая раковина, старый холодильник, за которым обнаружилась кладовая для продуктов. Из кладовой вниз, в винный погребок, вела лестница, на которой доски прогнили и скрипели. Джереми включил фонарик, и мы увидели несколько пыльных бутылок старого портвейна и шерри, но в основном полки пустовали. Лишь паутина со страшными пауками заполняли некоторые из них.
– Похоже, бабушка Пен и ее дружки выпили все вино, – одобрительно кивнул Джереми.
Я боялась наткнуться на колонию пауков-убийц, поэтому с удовольствием покинула погребок.
Мы вернулись в столовую, и Джереми раздвинул шторы. Поднялась пыль, и мы закашлялись, но оно того стоило! За шторами обнаружились застекленные двери, а за ними внутренний дворик со сланцевым покрытием. На каменном полу стояли большие терракотовые цветочные горшки, стол на чугунных ножках и стулья. Ниже, под ступеньками, виднелся старый маленький пруд, выложенный плиткой и сейчас заполненный лишь опавшими листьями.
С дальнего края прудик атаковали заросли кустарника, и, похоже, владения там заканчивались. Со всей осторожностью мы пробрались за кусты и обнаружили, что эта вилла, как и оливковые фермы, которые мы видели по дороге, просто один из многих кукольных домиков, примостившихся на выступах скал. Домики виднелись под нами, над нами, и все они примостились на выступах-ступенях, выглядывая на великолепное Средиземное море. Яркое рыжее солнце сладко опускалось в синие воды, оставляя золотую дорожку от самого горизонта, соединяя море с сушей.
– О, Джереми! – выдохнула я. – Как это красиво, правда? Ты рад, что тебе так повезло?
– Да, – сказал он просто. – Да, и еще раз да.
Я закрыла глаза и вздохнула. Когда я открыла их, то увидела, что он смотрит на меня с улыбкой.
– Ты ничего не забыла? – спросил он. – Гараж, девочка моя.
Я скосила на него глаза.
– Я уж думала, ты никогда не спросишь, – хмыкнула я. – Видишь, как я умею держать себя в руках?
Мы пошли через лужайку к гаражу. Это был странного вида сарай, абсурдная, маленькая копия дома. Только крыша была под каким-то невероятным углом, словно шляпа на подвыпившем госте. Джереми пришлось снять деревянный брус, который блокировал двустворчатые двери. Дубовые двери оказались на удивление тяжелыми, да еще и провисли. Но нам все же удалось их открыть. Джереми вошел первым, светя фонариком, и я пошла следом. Но затем он так внезапно остановился, что я налетела на него, врезавшись в спину.
– Что там? – выкрикнула я.
– Гости, – сказал он неестественно спокойным тоном. – Смотри.
Впереди стояла машина, как ей и полагалось стоять, капотом к нам. Но когда Джереми посветил выше, я увидела два красных глаза, глядящих на нас из темноты. Глаза эти были неживые, немигающие, словно у пришельца с Марса. Пока я стояла в ступоре и смотрела, змея с шипением поползла по крыше, спустилась на капот, на землю и стыдливо скрылась в дыре, которая виднелась в каменной стене гаража. Через эту щель светило солнце, и нам стало понятно, как гад оказался здесь.
– Змея! – взвизгнула я уже без особой надобности.
– Вот и твоя первая собственность, – сказал Джереми и посветил на машину.
Одна фара была разбита, и из нее торчала высохшая трава. Надеюсь, это не змеиное гнездо. Я поймала себя на том, что хожу на цыпочках на тот случай, если здесь окажутся другие змеи.
– Надеюсь, мы не наткнемся здесь на бешеного енота или еще какого зверя? – спросила я нервно.
Но Джереми подошел ближе к машине и посветил на капот, на котором мы увидели серебристый узор, напоминающий ящерицу, поднявшуюся на задние лапы.
– Бог мой, – выдохнул он. – Так и есть. Поверить не могу, но это действительно она.
– Кто «она»? – спросила я.
– Это «драгонетта»!. – победоносно воскликнул Джереми, огибая машину и воодушевленно осматривая рулевое колесо, зеркало заднего вида и дверные ручки. – Навскидку я бы сказал, что это год 1936-й. Готов поспорить, что бабушка Пенелопа – единственный владелец, а это уже удача. – Он заглянул внутрь. – Хотя состояние довольно запущенное. Ух ты! Уверен, что чехлы из натуральных конских волос. Похоже, там жили мыши, но теперь, слава Богу, никого нет. Но они порвали кожу на руле и нагадили везде.
– Только не трогай руками, – сказала я, вспомнив неприятную статью, которую читала об этом.
– Я никогда не трогаю экскременты, – мрачно заметил Джереми.
– Да нет, чехлы из конского волоса, – сказала я. – Я слышала, от этого можно заболеть сибирской язвой.
– Чепуха, – отмахнулся он. Машина нравилась ему все больше с каждой минутой. – Это мы починим. Бог ты мой, настоящая «драгонетта»! Вот так находка! Двигатели у этих машин были мощными для своего времени, а сами они были легкими, с каркасным деревянным корпусом, сделанным вручную. А мощность и легкость означают, что машина просто парит над дорогой. Эти двигатели делали так, чтобы они служили вечно. Уже потом их стали устанавливать на самолеты. – Джереми почти по пояс нырнул внутрь через дверное окошко, но затем вылез и посмотрел на меня почти строго.