О шпионаже, пособничестве шпионам, обострении классовой борьбы, о необходимости повышать бдительность напоминало едва ли не каждое выступление.
Это во многом определило точку зрения Александра Довженко на все то, что увидел он на Дальнем Востоке.
Во время своей дальневосточной поездки Довженко не раз встречался с пограничниками и слышал от них рассказы о том, как случалось им преследовать и задерживать нарушителей границы, опасных диверсантов, ведя с ними героическую борьбу с риском для жизни. Были встречи и со старыми охотниками. Те вспоминали собственные приключения или чужие рассказы о случаях, когда бывалые таежники — тоже с риском для собственной жизни — помогали пограничникам в их борьбе. Всякий раз это были эпизоды волнующие, но исключительные; памятные для каждого, глубоким рубежом прорезывающие биографию человека, но отнюдь не повседневные.
Когда на страницах сценария впервые появляется Степан Глушак, Довженко тут же приводит то ли по памяти, то ли по дорожной записной книжке подлинный разговор, из которого и возник, по всей видимости, в основных своих чертах этот образ:
«Как-то раз мы спросили его (Глушака. — А. М.) на привале:
— Много ли вы за свою жизнь убили медведей в тайге?
— Много.
— Тысячу убили?
— Тысячу убил, — ответил он тихо, подумав. — Тысячу, пожалуй, наберется.
— А тигров?
— Тигров — пятьдесят шесть. Это точно. Пятьдесят шесть так, обыкновенным способом, и двадцать четыре живьем поймал — для зверинцев. Всего бывало в жизни.
Вот какой это стрелок и ловец».
Здесь, в этой записи, Глушак и его собеседник ведут счет только убитым и пойманным медведям и тиграм. О людях речи нет.
Однако запись приводится лишь для читателей сценария. В фильме же как раз в том месте возникает картина встречи Глушака с диверсантами, о которых в цитированной беседе с его прототипом не упомянуто ни словом. И затем следует острый политический диспут между старым охотником и самураем, нарушившим границу. Живая речь переходит тут в строй белого стиха, а охота на тигров с этого момента начисто вытесняется картинами преследования диверсантов и выслеживания старого друга на тайных преступных тропах.
В вопросах жизни и смерти Степан Глушак сам судья и сам же исполнитель своих приговоров. Настолько любит своего героя Довженко, настолько поверил ему, что и зрителей сумел убедить логикой построенного сюжета и покоряющей силой своего искусства в том, будто Степану Глушаку и в самом деле по самой наивысшей справедливости принадлежит это трудное право. Право окончательного суда, право лишения человека жизни дано Глушаку потому, что так чиста его классовая совесть и так велик единственный критерий, которым определяет Глушак свои приговоры: любовь к Родине, благо Родины.
Это критерий Тараса Бульбы в его суде над Андрием. Но есть и различие.
В 1935 году Александр Довженко вкладывает в уста Тигриной Смерти в оправдание и доказательство несомненной его правоты следующие слова:
— Я право не учил, я право чую мозолями.
Между тем в фильме сцена, в которой Степан Тигриная Смерть вершит суд над лучшим своим другом Василием Худяковым, поставлена с огромной силой.
Она готовится исподволь, подчиняет себе всю поэтику фильма, все используемые режиссером формальные приемы.
В начале фильма сцены преследования сняты на общих планах. Панорамный экран еще не был открыт, но операторское мастерство Эдуарда Тиссэ, приглашенного Александром Довженко именно для натурных съемок «Аэрограда» (павильоны снимал оператор М. Гиндин), достигло тут эффекта панорамы; на тогдашнем стандартном экране зритель видел необозримые дали и ощущал при этом всю глубину и многоплановость пейзажа.
На этих просторах показаны люди.
Когда оба героя встречаются на экране впервые, Довженко находит прием, свойственный только его поэтике, только его образному мышлению. Чтобы показать, как слили его героев долгие годы неразлучной дружбы, он пишет в сценарии, что они «не только думали, но даже говорили одними словами». И они в самом деле, разделенные огромным пространством дикой тайги, обращаясь друг к другу как бы через дали земли и времени, произносят одни и те же слова:
— Пятьдесят лет нашей дружбы прошумели в тайге, как один день. И каждый день смотрю и не насмотрюсь. И все спрашиваю себя: есть ли еще на свете такая красота и такие богатства?!
И оба отвечают разом:
— Нет! Такой красоты и таких богатств на свете нет!
Следует вспомнить: Василия Худякова играет один из самых любимых актеров Довженко — Степан Шкурат. На роль Глушака был приглашен С. Шагайда. В фильме Глушак и Худяков похожи друг на друга — оба кряжистые, мужественные, оба сильные и красивые, почти одинаково прожившие свою жизнь, но так по-разному встречающие позднюю ее пору, которая для обоих должна была стать порой мудрого созерцания и душевной ясности. Довженко не обобщал избранную им сюжетную ситуацию. Он строил ее, как. уже было сказано, по тем же законам трагедии выбора между чувством и долгом, по каким построен сюжет «Тараса Бульбы». Но этот старый конфликт оказывался остро современным и многообразно осложненным.
В фильме «Аэроград» вина Василия подтверждается. В тайге бродят «лихие люди», и, не вняв предостережениям Глушака, их продолжает водить Худяков. Преступление его очевидно для каждого зрителя. Гнев Глушака понятен, возмездие воспринимается как высшая справедливость.
Степан приговаривает своего друга к смерти и уводит далеко в тайгу, чтобы с глазу на глаз, своими руками привести в исполнение собственный приговор.
Общие планы сменяются крупными. Люди оказываются в рост вековым кедрам и пихтам, которые их окружают.
Режиссерское мастерство Александра Довженко выражено в последней встрече Глушака и Худякова с огромной силой. В последний раз идут два охотника вместе по тайге, где обоим знакома каждая малейшая примета, каждый пенек во мхах, всякий сучок на вековых стволах.
«Идут они долго среди кедров, ильмов и дубов. Перешли речонку вброд.
Глушак молчит. Он полон скорби. Сейчас совершится суд, и он останется без друга».
А Худяков?
«Совершенно опустошенный и потерявший как будто притяжение земли, плетется он за Глушаком, расставив руки, растопырив пальцы и подавшись слегка головой вперед, не сводит глаз с его затылка. Кажется, что он не видит уже ничего перед собой. Ни друга, ни тайги, ни речки, ни неба. Но вот останавливается Глушак. Почему здесь? Красота ли места, тишина ли оврага, таежный ли уют?.. «Пожалуй, здесь», — думает Глушак, оглядывая падь и мшистые кедры, уходящие гигантскими стволами ввысь».
Сюжет и на этот раз построен по законам былины. Виноватый знает свою вину, побежденный сознает свою обреченность. Суд друга — это суд рока, от него уходить некуда, и не от кого ожидать пощады.
— Прощай, — говорит Глушак.
— Прощай, — «тихо и глухо» отвечает ему Худяков.
Два человека, которых полувековая дружба связала настолько, что они даже говорили одними словами, стоят друг против друга.
«Расстояние между ними шагов двенадцать. Тишина абсолютная. Даже верхушки кедров застыли. Ни птица не пролетит, ни зверь не шелестнет.
Глушак взводит винтовку и, обращаясь к зрителям (к аппарату), говорит:
— Убиваю изменника и врага трудящихся, моего друга Василия Петровича Худякова, шестидесяти лет… Будьте свидетелями моей печали…»
Режиссер, актеры, оператор в самом деле добиваются здесь того, что суровый призыв Глушака доходит до каждого сердца в зрительном зале.
В фильме есть много превосходных мест, проникнутых светлым ощущением мира. Будущее представляется веселым, молодым и неомраченным.
Великолепен, например, эпизод — как бы вставная новелла, существующая отдельно от сценарного сюжета и несколько раз вторгающаяся в картину, перебивающая ее действие, — молодой чукча по имени Коля бежит на лыжах по снежным просторам. Он бежит много дней, торопясь к югу. Путь его лежит туда, где будет строиться юный город Аэроград, означающий для всех, в том числе и для этого юного чукчи, иную жизнь, иной свет, сильные крылья.