Двумя днями ранее в отдельном кабинете вроде бы обычного, но расположенного в важной стратегической близости к областному Дому правительства ресторана состоялся довольно жесткий разговор. Выглаженный от шнурков до пробора на голове помощник губернатора Антон, которого судьба наградила фамилией Петрик, объяснял своему визави:
– Извини, Гена, но ситуация зашла слишком далеко! На носу выборы, администрация кишит журналюгами! А твой самострой очень болезненный… эээ… инфоповод! Не дергайся, я имею в виду – нельзя тебе светиться сейчас на приеме у губера! Тут же раструбят, что владелец незаконного строения и по совместительству депутат городской думы крышуется губернатором. Ты, кстати, почему заранее не порешал вопросы? В результате и Федора Васильевича поставил в неудобное положение, и себе проблем нажил.
Гена, в вечно мятом костюме, наклонил курчавую голову, пошарил в стоящем у ног портфеле и на стол перед Антоном лег пухлый конверт. Петрик дернулся, но взял себя в руки и покачал головой.
– Нет, Гена, здесь я тебе не помощник. Ситуация вышла из-под контроля, неизвестно, чем может закончиться. И шефа подставлю, и вопрос не решу. Федор Васильевич ничего с твоего… эээ… инфоповода не имеет, может и в ярость прийти, выкинет меня еще на хер. Так что проговаривай с ним проблему сам. Но на прием попасть даже не мечтай. Ищи нестандартные варианты. Я говорю – пересекайся с губером где хочешь, но только не в присутственных местах. Все! Я пошел, у меня еще куча работы.
Мужественно миновав лежащий на столе конверт, Петрик покинул поле словесной баталии с гордо поднятой головой. Будучи педантом, зашел в туалет и, помимо прочего, тщательно вымыл руки. Взглянув на себя в зеркало, вытащил мобильный телефон и набрал номер.
– Алло, Марьяна, добрый день! Да, это Антон, помощник Федора Васильевича. Да, шеф подтвердил вылет в Португалию. Если будут проблемы с организацией чартера, звоните, поможем! Сами справляетесь? Ну, хорошо, мы в Вас и не сомневались. Значит, первые шесть мест в продажу не выставляете, закрепляете за Федором Васильевичем и сопровождающими. Фамилии я потом пришлю. Мы считаем, это будет правильным в свете предстоящих событий – губернатор поддержал единственный региональный рейс, все такое, дадим потом соответствующий релиз. Болельщики – очень важная часть электората. Но пока афишировать это не стоит. Нет, директора Вашего пока тоже не нужно ставить в известность, просто скажите, что бронь из Администрации. Вы же курируете продажи? Отлично! Мы на Вас рассчитываем! До встречи.
Захлопнув телефон, Антон вышел из комнаты для раздумий с соответствующим выражением лица. Ни Гены, ни конверта в зале уже не было. Вздохнув, Петрик двинулся к выходу. Отягощенность важными государственными делами не позволила ему заметить лохматую тень, мелькнувшую за портьерой.
Дояркин сын
Гена был настоящим самородком. Дойдя до депутатских кресел регионального масштаба, он сочинил себе официальную биографию, в которой правдивой была разве что дата рождения. Всё знающее сарафанное радио причисляло Гену к цыганскому истеблишменту, что отчасти подтверждалось огромной курчавой головой, блестящими черными глазами и страстью к прикарманиванию всего, что плохо лежит. Впрочем, то, что лежало не так уж плохо и даже основательно стояло на земле, Гена позднее умудрялся прихватывать с той же цыганской лихостью и широтой. Первые опыты по изъятию чужого имущества Гена начал проводить совсем в малолетнем возрасте среди соплеменников, за что, собственно, и был нещадно бит и выкинут из родного табора. Гену, якобы, подобрала сердобольная женщина, жившая в селе, через которое прокатился цыганский кагал, и работавшая дояркой на местной ферме. Дать свою фамилию новообретенному чаду она не решилась, ибо уже воспитывала трех собственных малолетних бандитов от трех предыдущих мужей, с которыми (отпрысками, конечно, не мужьями) у Гены немедленно возникла масса конфликтов на бытовой, в основном мелкособственнической почве. Поэтому, когда цыганскому Гаврошу потребовался соответствующий документ, приемная мать дала ему фамилию, в которой явно прослеживалась производственная аллегория. Дояркин, так сказать, сын.
Совершеннолетие Геннадия пришлось на закат эпохи застоя и вялых попыток реанимации социализма. Гена перебивался различными рабочими профессиями, но нигде не задерживался надолго – не из лени, а напротив, неуемной жажды деятельности на личное благо. Перестройка и начавшаяся затем эпоха первоначального накопления капитала открыла шлюзы, в которые хлынула кипучая энергия несостоявшегося барона. Гена быстро уловил основную схему, по которой собственность разваливающегося государства переходила к новоявленным помещикам и капиталистам. Количество кооперативов, обществ с ограниченной (иногда слишком) ответственностью, совместных предприятий, концессий и холдингов, учредителем которых был Гена, множилось с каждым днем. Юристы Гену боготворили – он давал им приличный стабильный доход. При этом латифундист и рантье Дояркин был не чужд следованию отдельных библейских заповедей и из непростых девяностых выскочил не только живым, но и не замешанным в конкретных разборках.