Мое внимание переключается на Хейса, и, более конкретно, на синяк на его руке и рассеченную губу — ту, с которой я хотела бы, чтобы он перестал трахаться языком. Достаточно плохо, что он умудряется выглядеть еще сексуальнее, будучи потрепанным. Мне не нужно представлять, что он тоже может вытворять своим языком.
— Я напишу тебе, — говорю я Мали и второй раз подряд вешаю трубку.
Моя кровь закипает, когда я встаю и оцениваю Хейса одним взглядом.
— Кухня, — приказываю я, как будто у меня есть на это какое-то право. — Сейчас.
Он вздыхает и встает, чтобы последовать за мной, но как только мы отходим от дивана, звук голоса Кэма останавливает меня как вкопанную.
— На этот раз, пожалуйста, держите языки за зубами.
Я поворачиваю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хейс морщится. — Ты рассказал ему?
— Мы стояли посреди переполненной вечеринки, — указывает он. — В какой-то момент он собирался узнать, и было лучше, что он услышал это от меня.
Я делаю глубокий вдох, зная, что это совершенно понятная причина. Тем не менее, я надеялась сохранить это маленькое событие при себе. Ну, и Мали. Я ничего не могу от нее утаить, иначе она скормит меня стае аллигаторов.
Как только мы заходим на кухню, я прислоняюсь к столешнице и наблюдаю, как Хейс неловко ерзает. Его рука потирает затылок, а глаза, кажется, смотрят куда угодно, только не на меня. Это может показаться безобидным, но немного жжет. Не нужно быть ученым-ракетчиком, чтобы понять, почему ему вдруг стало не по себе в комнате наедине со мной. Но я не могу беспокоиться об этом прямо сейчас.
— Что случилось с твоей рукой?
Он на секунду опускает взгляд на синяк. — О, в меня попала шайба на тренировке.
— Угу. — Я задумчиво киваю. — И шайба случайно не была лицом Айзека?
То, как он ухмыляется, выглядя виноватым и все еще несправедливо великолепным, говорит мне, что я права. Я поджимаю губы в линию и, схватив деревянную ложку из-за спины, бросаю ее прямо в него.
— Не лги мне, засранец.
Он хихикает. — Ну, я не знал, что ты уже знаешь!
О, да, потому что так было бы лучше.
Я провожу пальцами по волосам и тяжело вздыхаю. — Пожалуйста, скажи мне, что это не имеет отношения к прошлой ночи.
— Хорошо. То, что я ударил его, не имело никакого отношения к прошлой ночи.
Хорошо. Это хорошо. — Хорошо, тогда почему ты его ударил?
— Чтобы удержать Кэма от того, чтобы ударить его.
Он говорит это так просто, как будто это очевидный ответ, и мне даже не приходит в голову, что это вообще не имеет смысла, когда я врываюсь обратно в гостиную и бью Кэма по затылку.
— Ой, — скулит он, потирая голову. — Какого хрена это было?
— Тебе буквально только что назначили испытательный срок, и ты уже собираешься рисковать нарушить его из-за такого никчемного человека, как Айзек? — Я усмехаюсь. — Ты что, с ума сошел, черт возьми?
Хейс прислоняется к двери кухни. — Лейкин, я бы не—
— Ни слова от тебя, — говорю я ему, мгновенно заставляя его замолчать. — Я все еще не закончила с тобой.
Кэм и Хейс разделяют взгляд, но мне это не нравится.
— Не смотри на него, — рычу я на своего брата. — О чем, черт возьми, ты думал?
— Брось это, Лей, — пытается он.
Я скрещиваю руки на груди. — Абсолютно нет. Нет, пока ты не скажешь мне, что он мог бы сделать такого, из-за чего стоило бы рисковать попасть в тюрьму!
Ни один из них ничего не говорит, но я не собираюсь отступать.
— Я жду.
Кэм закатывает глаза и делает еще один глоток пива, прежде чем поставить его на кофейный столик. — Он говорил о тебе всякое дерьмо.
Ох.
Ладно, теперь я чувствую себя немного стервой.
Хейс наклоняет голову набок. — Я имею в виду, технически, он делал ей комплимент.
Кэм отмахивается от него, и Хейс усмехается, садясь обратно на диван.
— Крейг, по-видимому, проболтался, — объясняет он. — Когда он начал говорить о тебе, я увидел, что Кэм готовится к нападению, поэтому я опередил его.
Выглядя абсолютно беспечным по поводу всего этого, Кэм возвращается к переключению каналов. — Я же говорил тебе, я не собирался его бить.
— Ты полон дерьма, — возражает Хейс. — Мы с тобой оба знаем, что он не собирался закрывать рот, пока один из нас не заткнет его за него. И мне не грозит тюремное заключение.
Он пожимает плечами, прежде чем выключить телевизор. — Неважно. В этом нет ничего хорошего. Хочешь поиграть в Call of Duty?
Хейс соглашается, и они вдвоем встают и направляются к лестнице, оставляя меня одну мысленно распаковывать все, что я только что узнала. Кэм, защищающий меня, не является чем-то новым. Он делал это с тех пор, как мы были детьми. Но то, что Хейс опередил его в этом, шокирует меня больше всего.
Возможно, он действительно сделал это, чтобы уберечь Кэма от риска получить испытательный срок. Айзек годами добивался одного из мест капитана, и я бы не стала отрицать, что ради этого он отправил бы Кэма в тюрьму. Но есть маленькая часть меня, которая теплится надеждой, что, возможно, Хейс сделал это, потому что тоже хотел защитить меня.
Так же, как он поступил прошлой ночью.
Но даже если бы и был, это только потому, что я младшая сестра Кэма. Позволить себе думать иначе — это просто жестокое наказание.
Чуть больше часа спустя, я беру выпивку, когда Хейс спускается по лестнице. Он останавливается, как только видит меня, и ни один из нас ничего не говорит, пока я не замечаю, что с его губы стекает маленькая капелька крови, стекающая по подбородку.
— У тебя идет кровь, — говорю я ему.
Он инстинктивно прикасается к порезу. — Да, я случайно укусил ее и снова открыл порез.
Иду за бумажным полотенцем, я сворачиваю его и промываю под холодной водой, прежде чем передать ему. Он тихо благодарит меня, прикладывая его к губам. И я не упускаю то, как он шипит, когда он касается пореза.
— Не будь таким ребенком.
Он прищуривается, глядя на меня. — Знаешь, для того, кто причинил вред этому прекрасному лицу, ты ужасно груба.
Я невольно улыбаюсь. — Итак, ты признаешь это. Ссора произошла из-за того, что произошло прошлой ночью.
— Нет. Это было из-за того, что он сказал о тебе. Тот факт, что события прошлой ночи были его мотивацией для этого, не имеет значения. Это совершенно другой инцидент.
Я не купилась на это ни на секунду. Эти два события идут рука об руку. Но он, очевидно, не собирается менять свое мнение по этому поводу, так что продолжать рассуждать об этом бессмысленно.
— Прекрасно, — говорю я. — Но независимо от этого, как ты сказал, я стала причиной этого. Так что, по крайней мере, позволь мне помочь тебе убрать это.
Он убирает бумажное полотенце ото рта. — Не с чем помогать. Видишь?
В ту секунду, когда он улыбается, чтобы показать мне, что с ним все в порядке, она снова начинает кровоточить — растянутая губа заставляет порез открыться во второй раз. Я бросаю на него понимающий взгляд, и он закатывает глаза. Он отмахивается от меня, и я иду за жидким бинтом из аптечки в ванной на первом этаже.
— Вот. Это, по крайней мере, не даст этому разгореться, — говорю я ему. — В противном случае может остаться шрам, а ты этого не хочешь.
Он прислоняется к стойке. — Ты хочешь сказать, что я не выглядел бы сексуально со шрамом?
Мой рот открывается и закрывается, пока мой мозг лихорадочно ищет способ ответить на это. Если бы это было до прошлой ночи, у меня не было бы проблем с тем, чтобы отомстить ему. Я бы сказала что-нибудь остроумное, от чего у него возникло бы ощущение, что он только что получил пощечину. Но это не так. Это после прошлой ночи, и я не могу не задаться вопросом, шутит ли он или флиртует.
— Стой спокойно и перестань болтать, — вместо этого продолжаю я. — Я не могу нанести это на рану, если у тебя шевелятся губы.
Он хихикает, но ничего не говорит, когда я подхожу ближе и осторожно вытираю жидкостью повреждения. Я пытаюсь не зацикливаться на том, как близко к нему я нахожусь, но, когда я выгибаюсь, чтобы убедиться, что у меня все получилось, моя нога соскальзывает, и я падаю на него. Он ловит меня, положив руки мне на бедра, и я ненавижу то, как сильно я всегда буду жаждать этого чувства.