Я имею в виду, что это должно быть, верно? Иначе зачем бы мне сидеть здесь, уставившись в свой телефон и ожидая смс, которое, я знаю, никогда не придет?
Проснуться на следующее утро и узнать, что Хейс уже ушел, было ударом по моему самолюбию. Не то чтобы я думала, что проснусь от объятий, поцелуев в лоб и завтрака в постель. Но я ошибочно позволила себе надеяться, что мы, по крайней мере, поговорим об этом на следующее утро.
И вы знаете, что говорят о надежде — она порождает вечные страдания.
После того, как я прервала его игру в бильярд и практически преподнесла себя на блюдечке с голубой каемочкой, я пообещала себе, что никогда больше не буду выглядеть такой чертовски отчаявшейся. Итак, я дала Мали свой телефон на день и сказала ей, чтобы она не разрешала мне писать ему, по крайней мере, в течение следующих двадцати четырех часов.
Она справилась отлично. Я отдам ей должное. Она переадресовывала все мои звонки на свой телефон, а затем заперла мой телефон в своей машине. Никаких просьб или угроз было недостаточно, чтобы убедить ее вернуть его.
Серьезно, если кто-нибудь когда-нибудь попытается пытками вытянуть из нее информацию, он будет разочарован. Девушка просто не сдается.
Клянусь, в моем безумии был смысл. Никак не связываясь с ним по крайней мере в течение дня, вы достигаете трех целей. Во-первых, это дает ему возможность связаться со мной первым. Во-вторых, это не дает мне выглядеть отчаянно нуждающейся в его внимании. И в-третьих, это заставляет меня пройти ту фазу, где желание написать ему сильнее всего, и после этого становится легче не писать ему.
За исключением того, что вычеркни последнюю часть, потому что после того, как Мали вернула мне телефон, я продержалась не более двадцати минут, прежде чем написала ему смс с просьбой поговорить.
— Фу, — стону я, бросаясь на кровать Мали. — Меня так чертовски тошнит от его отношения горячо-холодно.
Она не отрывает взгляда от своего телефона. — Так ты сказала.
— Я имею в виду, серьезно. Как он может целовать меня, а затем снова вести себя так, будто меня не существует?
— Чертов нахал, — бормочет она, и я выбиваю телефон у нее из рук. — Ладно, это было грубо. Я не тот, кто оставил тебя с метафорическими синими шарами.
— Предложение надрать ему задницу все еще в силе? — спрашиваю я.
Она наклоняет голову из стороны в сторону. — Если ты застанешь меня в достаточно дерьмовом настроении, я уверена, ты сможешь заставить меня немного поколотить его. Но я не думаю, что ты искренне хочешь, чтобы я это сделала.
Бросив телефон на край кровати, я тяжело вздыхаю. — Я могла бы, если бы он хотя бы проявил немного вежливости и ответил на мое сообщение.
— Откуда ты знаешь, что он его видел?
Я опускаю голову на ее сторону кровати. — Оно отмечено как прочитанное.
— О, — говорит она, ее губы на мгновение остаются в форме круга. — Может быть, он все еще пытается придумать, что сказать.
— Прекрати это делать.
— Что делать?
— Это. — Мой палец указывает на ее лицо. — Говоришь мне то, что я хочу услышать, вместо того, чтобы быть честной и рискнуть ранить мои чувства.
Она улыбается и протягивает руку, чтобы поиграть с моими волосами. — Но ты моя маленькая принцесса. Когда тебе грустно, мне грустно.
— Мали, — предупреждаю я.
Она с отвращением морщит нос. — Фу, не произноси мое имя так, будто у меня проблемы.
— Прекрати пытаться сменить тему.
— Прекрати пытаться заставить меня разрушить твои надежды и мечты, — возражает она.
Как будто мне не хватает даже минимального самоконтроля, я сажусь и беру телефон, чтобы посмотреть, ответил ли он.
НОВЫХ УВЕДОМЛЕНИЙ НЕТ.
Я бросаю телефон на колени и потираю лицо руками. Раньше все было лучше — когда я сама убедила себя, что отношения с ним были просто нереальной фантазией в моей голове. Что не было ни малейшего шанса, что это когда-либо произойдет на самом деле.
Делая глубокий вдох, я вытягиваю шею, а затем смотрю на Мали. — Хорошо. Вывали это на меня.
Мали хнычет. — Лей.
— Пожалуйста? Я знаю, что это будет больно, но мне нужно это услышать.
Она на секунду задумывается об этом, прежде чем закатить глаза и положить телефон. Ее кровать двигается, когда она садится и берет меня за руки. То, как она смотрит мне в глаза, говорит мне, что все, что она собирается сказать, предназначено для того, чтобы помочь мне, а не причинить боль — даже если последнее неизбежно.
— Я думаю, он тебе не подходит, — прямо говорит она. — Мне жаль. Я знаю, что он твоя первая любовь, и в твоих глазах он не может сделать ничего плохого, но он тебя не заслуживает. То, как он ведет себя в последнее время, только доказывает это.
Единственная слеза выскальзывает и скатывается по моему лицу. — Для него все это было игрой, не так ли?
Вытирая мое лицо рукавом, она качает головой. — Я бы так не сказала. Я думаю, Хейс явно что-то чувствует к тебе. Я не знаю, насколько сильны они, но я не думаю, что последние пару недель произошли бы, если бы он не испытывал каких-то чувств.
Ее слова заставляют меня чувствовать себя немного лучше, зная, что я не совсем бредила.
— Но, — продолжает она, и у меня скручивает живот, — это не значит, что он планирует когда-либо действовать на основе этих чувств. По крайней мере, не без того, чтобы сразу после этого не сбежать, как будто он все еще верит, что у девочек вши. И если он не желает говорить об этом, я не совсем уверена, что ты можешь что-то с этим поделать.
Я знаю, что она права. Парни склонны быть чертовски упрямыми, когда дело доходит до избегания вещей, с которыми они не хотят иметь дело, а Хейс еще хуже, но это все равно задевает. Может быть, я выдавала желаемое за действительное, но я надеялась, что он хотя бы согласится поговорить — даже если это всегда заканчивалось тем, что мое сердце разбивалось на куски.
Я даже не уверена, что здесь делать. Пытаться ли двигаться дальше и забыть его, каким бы невозможным это ни было? И если да, то позволю ли я ему безнаказанно игнорировать меня, как будто то, что произошло, ничего не значило ни для одного из нас?
Нет.
Он не должен обращаться со мной как с игрушкой. С другими девушками ему может сойти с рук его поведение горячо-холодно, но я не другие девушки. И я чертовски уверена, что не позволю ему сорваться с крючка, не сказав хотя бы свою часть правды.
— К черту это, — говорю я ей, слезая с кровати и хватая ключи. — Он собирается выслушать то, что я должна сказать, нравится ему это или нет.
Брови Мали приподнимаются, и я не могу сказать, нервничает она или впечатлена.
Вероятно, это и то, и другое.
— Что ты собираешься делать? — спрашивает она.
Единственное, чего я избегала.
То, на что я до сих пор не могла набраться достаточно смелости.
— Единственное, что я могу сделать, — говорю я ей, завязывая волосы в узел. — Я собираюсь встретиться с ним лицом к лицу в единственном месте, которое он не может покинуть.
Волны разбиваются о берег, а ветер развевает красный флаг. Он предназначен для того, чтобы отпугнуть любого, кто хочет искупаться в океане, но ирония в том, что он находится прямо перед магазином серфинга, это выглядит комично. Может быть, кому-то стоит заставить Хейса постоянно носить с собой один из них.
Это могло бы спасти несколько сердец.
Правда, не мое. Мое уже не спасти.
Его грузовик стоит на парковке, давая мне знать, что он внутри. И тот факт, что у нас здесь только две машины, говорит о том, что он сам по себе. Я делаю глубокий вдох.
— Ты можешь это сделать, — говорю я себе. — Он не может относиться к тебе так, будто твои чувства ничего не значат, и ему это сходит с рук.
Заканчивая свою ободряющую речь, я собираю всю уверенность, на которую способна, за то время, которое требуется, чтобы пересечь парковку и открыть дверь.
Тут тихо.
Хейс стоит ко мне спиной, когда я вхожу, но звонок сообщает ему, что здесь кто-то есть. — Привет. Добро пожаловать в Wax and Waves.