— Черт возьми, — стону я, снова шлепая ее и наблюдая, как подрагивает ее ягодица.
Тот факт, что отпечаток моей руки остался на ее коже, говорит о той части меня, которая хочет завладеть каждым дюймом ее тела. Запереть ее там, где только я смогу до нее дотянуться. Единственная часть меня, которая когда-либо думала о чем-то большем, чем просто взаимное сексуальное удовлетворение.
Я перемещаю свою хватку с ее волос на шею и притягиваю ее к себе, пока моя грудь не прижимается к ее спине. Касаясь губами ее уха, я покусываю мочку.
— Я так горжусь тобой, детка, — шепчу я ей на ухо. — С тобой мне так хорошо.
Ее голова откидывается на мое плечо, когда она отдается удовольствию. Я убираю руку с ее бедра и перемещаю к ее киске, оказывая давление именно там, где ей это нужно.
— Дай мне это, Лейкин. — Я втираю круги прямо по ее клитору, и она вздрагивает от того, насколько она чувствительна. — Я знаю, что это там, и я хочу этого. Кончи на мой член. Покажи мне, какая ты хорошая.
Еще несколько секунд трения и усиленной хватки на ее горле, и она теряет самообладание. В ту секунду, когда я чувствую, как ее киска сжимает мой член, я отпускаю ее горло и наклоняю ее вперед, врезаясь в нее всем, что у меня есть, когда я выстреливаю все, что у меня есть, в презерватив.
Она прижимается ко мне и стонет от того, насколько глубоко я нахожусь, и я ухмыляюсь. Второй раз занимаясь сексом, и она уже рок-звезда, точно так же, как и все остальное, что она пробует в жизни.
В последний раз шлепнув ее по заднице, я выхожу и падаю на кровать рядом с ней. Она поворачивается ко мне лицом, и мы вдвоем ждем, пока наше дыхание успокоится.
— Ты — самая безумная мечта любого парня, ты знаешь это?
Она моргает в ответ, ее голова покоится на предплечье. — Даже твоя?
Я знаю, что не должен, но не могу остановиться, когда переворачиваюсь и легонько целую ее. — Особенно моя.
Самодовольная ухмылка на ее лице — это то, о чем я должен сожалеть, но я этого не делаю. Не тогда, когда она выглядит такой счастливой, как сейчас. И определенно не тогда, когда мы оба испытываем блаженство после секса.
Говоря о… — Итак, есть еще какие-нибудь… увлечения, которыми ты хочешь поделиться со мной?
Ее щеки розовеют, и она отводит взгляд. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Мм-хм. Итак, если бы я обхватил рукой твое горло и назвал тебя моей хорошей де—
Она закрывает мне рот рукой, не давая закончить то, что я говорил. Она вздыхает и смотрит в потолок, и я могу сказать, что она нервничает.
— Я не знаю, что это такое, — признается она. — В этом есть что-то обнадеживающее, и мне это нравится.
Я перекатываюсь на бок и кладу руку ей на лицо, поворачивая ее голову, пока она не смотрит на меня. — Эй, тебе не нужно смущаться. Не из-за этого. Это чертовски сексуально.
Она улыбается и наклоняется, чтобы поцеловать меня, медленно и лениво. Когда она отстраняется, то быстро чмокает меня в кончик носа и садится, сбрасывая ноги с края кровати. Мой взгляд сразу же фиксируется на татуировке, идущей вдоль ее позвоночника.
Это неуловимые светло-серые чернила на фоне ее кожи, но они так хорошо смотрятся на ней.
Я сажусь и прикасаюсь к ней губами. — Твои родители знают, что у тебя это есть?
Она оглядывается на меня через плечо, выдыхая, когда я оставляю несколько легких поцелуев вдоль ее позвоночника. — Нет. Они бы убили меня. Вот почему это в таком месте, где я могу это спрятать.
— От всех, кроме меня, — уточняю я.
Ее глаза закатываются, когда она ухмыляется. — От тебя ничего не скроешь.
— Рад, что ты начинаешь понимать.
Я никогда не любил обниматься. Сама идея лежать вместе, не зная, где заканчивается один из вас и начинается другой, просто ради того, чтобы быть рядом, всегда казалась мне слишком романтичной. У меня не было к этому никакого интереса. Но когда Лейкин положила голову мне на грудь, когда я запустил фильм, я не смог найти в себе сил остановить ее.
Я не мог найти в себе желания остановить ее.
Кончики моих пальцев касаются ее спины, пока она спит. Она потеряла сознание чуть больше часа назад, а я просто лежал здесь, прокручивая в голове события последних нескольких дней.
Я знаю, что должен разбудить ее. Отвезти ее обратно к машине, чтобы она могла добраться домой. Но я не хочу этого делать.
Пока нет.
Я просто хочу лежать здесь, где нет ни осуждения, ни страха, ни сомнений. Просто дай мне почувствовать тяжесть ее головы на своей груди, когда запах ее волос расслабляет меня так, как никогда не расслабляло пиво.
Дай мне это, пока у меня еще есть возможность.
17
Когда я начинаю просыпаться, до моих ушей доносится щебетание птиц, но что-то не так. Мое тело слишком сильно вжимается в кровать, и мне теплее, чем было бы в моей комнате. Когда мой мозг начинает осознавать окружающее, все это обрушивается на меня.
Я все еще в доме Хейса.
Его руки обнимают меня, когда он спит, прижавшись к моей спине. Это напоминает мне о прошлой ночи — о том, как он притянул меня к себе, когда трахал меня. Мне до смешного больно, и я ощущаю это при каждом движении, но я уже жажду этого снова.
— Эйч, — шепчу я, надеясь, что он не злится.
Мы никогда не обсуждали, что я останусь у него ночевать. Насколько я знала, вчера вечером я должна была вернуться к Мали в какой-то момент. Слава Богу, я сказала родителям, что переночую у нее, так что они не ждали меня домой в определенное время. В противном случае они, вероятно, прямо сейчас подали бы заявление о пропаже человека.
Я снова пытаюсь разбудить его, на этот раз немного громче. — Хейс.
Он стонет, убирая одну руку из-под меня, когда перекатывается на спину. Слепо дотягиваясь до своего телефона, он нажимает кнопку, чтобы посмотреть время, и ворчит.
— Слишком рано. Мне нужно поспать.
Его рука снова накрывает меня, и я поворачиваюсь к нему лицом. Его глаза закрыты, и он выглядит таким умиротворенным, но когда он приоткрывает один, я не могу удержаться от улыбки.
— Привет, — тихо говорю я.
Он что-то бормочет. — Привет, извращенка.
То, как уголки его рта непроизвольно поднимаются вверх, говорит мне о том, что он не сердится. Может быть, немного капризен, но точно не злится.
— Наверное, хорошо, что я не сама приехала сюда вчера, — говорю я ему. — Моя машина простояла бы у твоего дома всю ночь.
Он снова закрывает глаза, явно слишком вымотанный, чтобы просыпаться прямо сейчас, и я почти следую его примеру, но когда слышу, как открывается и закрывается входная дверь, мое сердце, черт возьми, почти останавливается, когда меня начинает охватывать паника.
— Э-э, Эйч?
Он бормочет в ответ.
— Кто-то только что вернулся домой? — Я бросаю взгляд на дверь спальни, но, к счастью, она закрыта.
Он делает глубокий вдох, а затем выдыхает. — Расслабься. Вероятно, это просто Девин.
Я приподнимаюсь на локте, подпирая голову рукой. Хейс, должно быть, чувствует мой взгляд, потому что его глаза снова открываются.
— Что?
Мои брови приподнимаются. — Ты ни капельки не беспокоишься о том, что Девин узнает о нас?
Он вздыхает и потягивается, прежде чем хрустнуть шеей. — Нет. Девин — одна из примерно четырех человек в мире, которым я доверяю.
— О, да? — спрашиваю я. — А кто остальные трое?
— Моя мама, Кэм… — он делает паузу и ухмыляется мне, — … и динозавр Барни.
Я падаю обратно на кровать и начинаю смеяться. — Солидный третий выбор.
— Эй, он всегда был рядом с тех пор, как мне исполнилось три года, ясно?
— Угу.
Конечно, какая-то часть меня надеялась, что он скажет, что я третья, но думать так — значит просто обрекать себя на разбитое сердце. Я точно знала, что это такое, с того самого момента, как это началось. Просто потому, что мы провели ночь, прижавшись друг к другу, это не значит, что что-то внезапно изменилось.