Джессика стала первой девчонкой после Дарлинг, на которую он смотрел сейчас с определенным любопытством, понимая, что был бы непрочь замутить с ней что–нибудь продолжительное…
Двадцать седьмую они прошли молча и по–возможности быстро. Мрачная тишина этой пустынной улицы не располагала к общению. Тем более, нужно было быть постоянно сосредоточенным и смотреть себе под ноги, чтобы не вляпаться в какое–нибудь дерьмо, не поскользнуться или не провалиться в открытый колодец, которых здесь было полно.
Выйдя с двадцать седьмой, повернули направо, где неподалеку уже маячило здание бывшего кинотеатра, с которого начиналась северная сторона четырнадцатой.
Кит не зря повел ее через двадцать седьмую. Может быть, путь выходил чуть длиннее, но зато они миновали небольшой парк, лежащий восточнее. В этом парке сгинул уже не один человек — не из–за снукеров, нет. Просто этот парк облюбовали разнопородные бродячие собаки, давно одичавшие и вечно голодные. Оказаться в их обществе без огнестрела значило сыграть со смертью в поддавки. Что интересно, псы издалека чувствовали гуимов и нападали на них редко и только для порядка, но никогда их не жрали…
Повернув за угол кинотеатра, Джессика тут же подалась назад, норовя укрыться за спину Кита. Он подтолкнул ее рукой назад, за себя, прижал к стене, сам осторожно выглянул из–за угла.
У входа стояли четверо. Юнцы, лет по семнадцать–восемнадцать, коротко стриженые, в свободной балахонистой одежде, в натянутых на головы капюшонах. Не гуимы, явно. Похожи на бойцов.
Гуимплены хоть давно уже и стали доминирующей массой в районах, однако в некоторых кварталах, там где полиция вообще никогда не появляется, снукерам тоже доставалось. Люди, особенно молодежь, объединялись в группировки. Было их два типа: те, что постарше, посознательней, вступали в отряды анти–снукеров. Эти были более–менее порядочны, хоть как–то пытались поддержать порядок и безопасность в своем квартале, всегда могли сопроводить до дому, если попросишь, или метнуться на улицу, где люди видели агрессивных гуимов. Вечером или по ночам от них, все–таки, тоже лучше было держаться подальше.
С молодежью было много хуже. Эти объединялись в самые разные бойцовские группировки и по разным мотивам. От скуки, в надежде заработать грабежом и разбоем, просто от ненависти ко всему этому мрачному миру. Они тоже охотились на гуимов, но всегда жестоко, и неизменно убивая. Не из идеологических соображений, а просто в надежде найти у них снук, который можно было загнать потом тем же гуимпленам или фарцовщикам. Не менее охотно эти группировки охотились и на людей. Причем были, кажется, более жестоки в своей охоте, чем парковые псы, а забивали несчастных жертв, кажется, с еще большей ненавистью, чем гуимпленов…
Стояла шпана метрах в тридцати, так что расстояние и капюшоны на головах не позволили им услышать цоканья каблуков Джессики по разбитому асфальту. К счастью.
Это от гуимов можно убежать, если видишь, что не справишься. А от этих псов не убежишь — спортивные, подкачанные, упорные в своей холодной жестокости. Эти если решат, что ты их добыча, то уже не отпустят до последнего.
Пройти мимо них незамеченными было невозможно. А возвращаться и делать круг через семьдесят третью (а уж тем более — через парк) тоже было плохим вариантом. К шести часам на семьдесят третью повыползают гуимы, а все не–обращенные попрячутся по своим норам, потому что семьдесят третья — это владения снукеров, там их пруд пруди, туда не суются ни полиция, ни группировки.
Четверка в капюшонах вдруг, как по команде, повернулась и пошла в их с Джессикой сторону. Кит быстро отпрянул, потом схватил Джессику за руку и рванул к ближайшему дому на двадцать седьмой, волоча девчонку за собой. Она пыхтела, материлась и дергалась, потому что бежать на шпильках по всем этим выбоинам и мусору задача не из легких. Но Кит не обращал на ее пыхтение никакого внимания, потому что до дома было метров двадцать, не меньше, и им нужны было успеть скрыться в подъезде прежде, чем шпана вывернет из–за угла кинотеатра.
Он втащил ее в ближайший подъезд, моля бога, чтобы тут не оказалось задремавшего крючка, на которого отвлекаться сейчас было бы смерти подобно.
К счастью, в подъезде было тихо и пусто, ни души.