После ресторана молодые люди поехали домой. У Ольги было игривое настроение, и бокал вина во время ужина только обострил его. Поэтому она не отказывала себе в том, чтобы намекнуть своему возлюбленному о продолжении вечера в спальне. Всю дорогу к дому ее ладошка лежала на его бедре, поглаживая его вверх-вниз, она бросала на него призывные горячие взгляды. Дима же в ответ только усмехался, понимая ее настроение. У самого не было такого азарта, но он хотел Ольгу. Почему нет? Она красива, привлекательна, сексуальна и великолепна в постели. Другое дело, что не было в его желании такой же самоотдачи. Не было в нем огня безумства и дикой страсти, как было с Женей когда-то. Не было той постоянной тяги к близости, когда все мысли при взгляде на девушку только об одном. Оля не возбуждала его одними поцелуями и обнаженной ножкой в вырезе платья. Не вызывала в нем такой зависимости от своего тела, своих ласк и стонов. С ней в постели он был каким-то отстраненным: он ласкал ее тело, целовал его и нежил, при этом думая о совершенно посторонних вещах; он шептал ей на ушко пошлости, но мыслями был далек от своих слов. С Ольгой он был лишь телом, которое рефлекторно знало, что ему нужно делать и как удовлетворить партнершу. Конечно же, сама Оля об этом не знала. Для нее Дима был страстен, горяч и напорист. Но где-то глубоко внутри она все же понимала, что не такой он на самом деле. Не таким она его видела со стороны, когда наблюдала за ним с другой. Но списывала все это лишь на свою неутихающую ревность.
Едва переступив порог квартиры, Дима прижал любовницу к стене и жарко поцеловал. Она тут же обвила руками его шею и прильнула всем телом. Его руки прошлись по ее телу вниз, к подолу платья, которое он без промедления начал задирать. Пальцы, скользнув по капрону чулок, коснулись обнаженной кожи бедер и сжали упругие ягодицы, прижимая тело девушки к собственному еще ближе и интимней. Своими губами он поймал ее довольный глубокий стон и усилил напор. Избавляя друг друга от одежды, они начали продвигаться вглубь квартиры, цепляя углы и двери. Опрокидывая Ольгу на диван, Дима уже был заведен. Но, как всегда, абсолютно трезв в своей страсти. Не шумело в голове, не бежала кровь по венам быстрей, не колотилось сердце от предвкушения грядущего удовольствия. Он был абсолютно холоден и равнодушен. И, не будь у девушки затуманен взор собственным желанием, она бы все это видела. Она бы замечала подобное всегда, раз за разом. Но ее страсть мешала смотреть разумно. Он хочет ее - это есть. Остальное ускользало от ее внимания.
Требовательно лаская податливое и открытое тело под собой, Дима пытался сосредоточиться именно на нем. Получалось так себе. А тут еще телефон начал разрываться в коридоре в оставленном там пиджаке.
- Не отвечай, - прошептала умоляюще Оля, обвивая ногами его талию и не давая ему подняться на ноги.
- Не могу, вдруг что-то важное, - скользнув руками по ее ножкам и мягко расцепив ее лодыжки, он встал с дивана.
Ольга разочарованно вздохнула и тоже села, глядя на обнаженный торс мужчины, его сильную спину и узкую талию и мысленно проклиная позвонившего.
Подняв с пола пиджак, Дима достал телефон и нахмурился при виде незнакомого номера телефона, к тому же стационарного и из другого соседнего региона. Кто бы мог звонить ему почти в полночь неизвестно откуда? Но трубку он поднял.
- Да?
- Дмитрий?
- Да, это я.
- Здравствуйте. Понимаете, тут какое дело. К нам в больницу поступила девушка. Она в критическом состоянии, и мы оказываем ей помощь. Но при ней нет документов, а вы один из двух контактов в ее телефоне. Не могли бы вы привезти для нее необходимые вещи и бумаги? Сами понимаете - бюрократия и все такое, - торопливо протараторила, судя по всему, медсестра.
- Погодите, - остановил снова начавшую что-то говорить собеседницу Дима. - Какая девушка? Что значит в критическом состоянии? И почему вы звонить мне?
Он задал эти вопросы с одной лишь целью - убедиться, что подумал верно. Увериться, что проскользнувшая в сознании мысль та самая.
- Говорю же, ваш номер единственный из двух вообще существующих в телефоне, которому мы смогли дозвониться. Второй недоступен.
- Что за девушка? - четко и уже начиная злиться, повторил Дима вопрос, который волновал его в первую очередь, а эта курица начала с самого несущественного.
- Я не знаю, как ее зовут. Она поступила к нам без сознания.
- Опишите ее, - взволнованно потребовал мужчина, не замечая, как нервно расхаживает по узкому пространству коридора.
Он не замечал ничего вокруг, сконцентрированный только на разговоре и вмиг заполонивших его сознание вопросах. Не видел и Ольгу, застывшую на пороге гостиной, держащую в руках платье и мнущую его стиснутыми руками. Не видел ее глаз, в которых плескалась злость, горькое предвкушение, неверие и обида. А еще осознание того, что все - это конец.
- Брюнетка, красивая, - словно припоминая, начала описывать медсестра. - Цвет глаз не скажу - она же без сознания.
'Что за тупая девица! Не иначе, как только что выпустилась из какой-нибудь задрипанной медули!' - краем сознания подумал Дима, пытаясь не начать орать на глупую девушку.
- Высокая, худенькая. А, - воскликнула пискляво девица, будто резко что-то вспомнила, - у нее еще родинка на плече такая интересна, почти квадратик. Я заметила, когда мы ее раздевали.
- Женя, - тихо прошептал Дима.
В голосе сквозило и удивление, и неверие, и шок, и даже нотка восторга.
Господи! Он так долго от этого бежал, так сильно не хотел ничего знать и слышать, не лез и не искал, не пытался что-либо выяснить, а теперь - счастлив! Это было до того нелепо, до того наивно и глупо, что не описать словами. Сейчас, в этот миг, мужчина не думал о том, чтобы бросить трубку, чтобы проигнорировать звонок, выкинуть его вообще из головы и поверить в то, что его и не было вовсе. Он думал лишь о том, что Жене нужна помощь, что ей нужен он, что она в больнице, что ей плохо, и она в опасности. Это было словно глоток воздуха. Словно он и не дышал вовсе после того, как она ушла от него. Знакомые чувства ответственности, волнения и переживания были ему самими родными и понятными из всего калейдоскопа, что был в его голове в последнее время. И кроме этого ничто его сейчас не волновало, ничто не лезло в голову, никакие другие мысли и эмоции.