Вместе. Так нелепо было произносить это слово по отношению к ней и Малфою, даже если не вслух, а лишь мысленно.
Что-то происходило. Не только в его голове, но и вокруг него. Что-то происходило, и это что-то медленно, шаг за шагом двигалось к своему завершению. Плохое предчувствие, что резало Гермиону без ножа уже не одну неделю, теперь усилилось во стократ и больше не было возможности избавиться от него.
Все закончилось довольно быстро. Палочки, вздернутые в небо, сотни бледно-серых огоньков, напоминающих вселенной, что была такая девочка, Пэнси Паркинсон, которую дети теперь провожали в путь. Просто огоньки, но все они словно стали единым целым, когда столкнулись в небе.
Гарри догнал Гермиону и Рона у дверей, когда все возвращались в замок с улицы.
Он дождался, когда их перестанут окружать люди, и глубоко вдохнул.
– Я уйду сегодня вечером, – прошептал он, внимательно следя за реакцией.
Рон потоптался на месте.
– С директором?
– Да.
Гермиона потерла глаза. Голова разболелась, а одежда, изрядно потрепанная за день, прилипла к телу. Было уже так поздно. Наверное, перевалило за полночь или наоборот, скоро забрезжит рассвет. Она потерялась во времени. За последние часы произошло так много событий.
– Мерлин, почему сегодня?
– Думаю, он боится того, что за ним придут… Ну, знаешь, учитывая обстоятельства.
Ей невыносимо было осознавать, что им приходится считать смерть Пэнси «обстоятельствами». Потому что на самом деле ее убили. Ее убили, они с Гарри это знают, Малфой это знает, но они не могут ничего сделать сейчас.
Она выхватила в толпе взгляд Снейпа. Он был горячий и черный, Гермиону прошибло дрожью подступающего отвращения.
Он это сделал. Он впустил в нее сущность, и теперь Пэнси была мертва.
– Гарри, – торопливо произнесла Гермиона, поворачиваясь к другу. – Гарри, послушай, у меня плохое предчувствие. Сначала Пэнси, с которой что-то сделали, потом вы с Дамблдором покидаете школу. Слишком много шума, и Хогвартс остается без защиты. Это как-то неправильно.
– Эй, – он мягко и совсем невесело улыбнулся. – Ничего плохого не произойдет, пока здесь есть ты.
– Я не способна ни на что, как показала практика.
– Не смей так говорить! – воскликнул Рон.
– Это правда. Я всегда думала, что я сильная, ведь мы столько прошли, но на самом деле… На самом деле мы просто дети, Гарри! Мы дети, и мы не должны так сильно бояться, мы не должны все делать сами, не должны!
Гарри прижал ее к себе и зашептал в лоб:
– Все будет хорошо. Никто не знает, что Дамблдор покидает школу.
– Мы не можем знать, кому он сказал.
– Послушай меня. Я сделаю все возможное, чтобы вернуться быстрее. А вы присмотрите за Снейпом и Малфоем. Думаю, если они и замышляют что-то, то вы это заметите.
Она посмотрела в его глаза. Такие темные в свете этих огоньков, что все еще горели в вечернем небе. Потом кивнула и опустила взгляд. Возможно, Гарри прав. Скорее всего, ничего не произойдет, она просто напугана.
Рон потрепал ее по плечу.
Все как будто перевернулось с ног на голову. Какой она пришла в школу в этом году? Сильной, уверенной в себе, с еще чуть больше задранным носом, потому что ее назначили старостой. Она хотела доказать всем, что нет ничего, что сбило бы ее с пути. Но сбилась. Оступилась. Заблудилась так сильно, что не знала, за что схватиться, чтобы как-то привести мысли в порядок.
Сейчас она чувствовала себя разбитой и жалкой.
В начале года все было просто – Рон встречался с Лавандой, а она ревновала. Малфой цеплял ее, а она ненавидела. Гарри бился за их жизни, выполняя поручения Дамблдора, не спал ночами, тренировался и умудрился стать лучшим на зельях, но все это было будто не год, а десятилетие назад.
Она больше не была уверена в их будущем.
– Все будет хорошо, – повторил Гарри, прощаясь с ними у лестницы. Их пути расходились на сегодня. Он собирался подняться в кабинет директора, а Рон и Гермиона должны были обдумать свои дальнейшие действия.
«Я должна рассказать ему все, – думала она, глядя как Гарри поднимается по ступенькам наверх, как его спина в слишком огромной толстовке скрывается за поворотом. – Рассказать им обоим».
Это было так сложно.
Рон смотрел на нее, словно ждал, когда она наконец заговорит. Это было неизбежно, и слов так не хватало. Ей хотелось провалиться сквозь землю за эту ложь, что рекой лилась из ее рта весь год, а теперь… Если она ничего не объяснит, то, наверное, потеряет его навсегда.
– Рон, ты должен пообещать мне кое-что, – произнесла она, когда людей вокруг почти не осталось. – Не ищи Снейпа. Не следи за ним, он опасен, пообещай не искать его, дай мне сначала поговорить с Малфоем.
– Что ты знаешь?
– Я все расскажу, но позже.
Она видела, как тает его доверие к ней, будто снежинки на солнце, но ничего не могла с этим поделать.
– Ладно, – неохотно кивнул он. – Тогда мы пойдем к Малфою вместе.
– Нет, я должна поговорить с ним одна.
– Почему?
– Я не могу объяснить сейчас.
– Ты не можешь объяснить? Или ты не хочешь? Что происходит, Гермиона?
– Рон, пожалуйста.
Слезы снова собирались в уголках глаз, и ей пришлось приложить все усилия чтобы побороть их.
Рон вгляделся в ее лицо, а потом сухо произнес:
– Ты лжешь мне. С каких это пор мы лжем друг другу?
Как пощечина.
Да, я лгу. Лгу, не морщась, но я все еще твой друг, только верь мне, не отталкивай меня, услышь.
– Я просто хочу защитить тебя, – сказала она.
Рон фыркнул.
– От кого? От Малфоя? Это смешно, что он мне сделает?
– Ладно, слушай я... – пришлось призвать всю свою гриффиндорскую храбрость, чтобы заглянуть в его глаза и произнести. – У меня кое-что было с Малфоем.
Рон прищурился.
– У тебя не могло ничего быть с Малфоем, потому что это Малфой, – она подняла на него взгляд. Наверное, сейчас все ее эмоции были осязаемы. Они лежали на ладони и их можно было потрогать, потому что внезапно лицо Рона приобрело то ужасное выражение, которого она больше всего боялась. – Нет. Ты не могла... это же... это Малфой! Ты ненавидишь его! В его мизинце больше черноты, чем во всей гребаной ночи!
– Я все объясню, Рон, но дай мне час! Всего час, не ищи Снейпа, не ходи со мной, просто дождись меня в гостиной, и у нас будет долгий разговор. Обещаю, больше никакой лжи!
Он не верил ей. Помотал головой, спрятал руки в карманы. Все его тело вдруг напряглось, и Гермиона почувствовала, как вырастает стена между ними. Огромная, тяжелая как камень стена.
– Никакой лжи? То есть, сейчас я знаю все, по-твоему?
– Нет. Но я знаю, что делаю.
Секунда, на протяжении которой они смотрели друг на друга, тянулась, будто год. Казалось, что весь мир застыл, и было так страшно. Больше всего на свете Гермиона боялась, что Рон не послушает ее.
Но вскоре он неуверенно кивнул.
Люди бродили по школе, как неприкаянные, и шептались. Не все. Кто-то говорит в полный голос, не стесняясь. Они обсуждали произошедшее, как голодные псы, обгладывающие кости до тех пор, пока те не начнут блестеть. Даже призраки, собравшись кучками по углам, перекидывались сплетнями.
Студенты плакали. Шокировано смотрели по сторонам. Говорили о том, какое лицо было у мистера Паркинсона, когда он забирал тело дочери и как кричала его жена. Говорили, что виноват Дамблдор или что он не виноват. Разное. Злое, насмешливое, горькое, теплое.
Они не затыкались, и Гермиона, протискиваясь сквозь толпу к лестнице, затыкала уши руками.
Ей нужно было найти Малфоя и…
Сделать что? Поговорить? Спросить, все ли с ним хорошо? Разве может быть хорошо, учитывая обстоятельства?
«Хэй, привет, вчера ночью убили твою бывшую девушку, и сделал это, скорее всего, твой крестный, а теперь ее родителям придется что-то делать с ее телом, ты в порядке? И, кстати, не планируешь ли ты совершить какую-то гадость на днях? Дай мне знать, если да».
Какая глупость. Нет ни единого слова, которое было бы уместно сейчас, но…
Ей нужно было просто убедиться, что он не сорвется. Что не сойдет с ума, потому что в последнюю их встречу было на то похоже.