Наконец-то!
Гермиона нырнула за нее. Сердце так громко стучало, что она приложила ладонь к груди, боясь, что оно выдаст ее.
Малфой шел за ней. Его шаги отскакивали от стен пустого коридора и неизменно приближались, заставляя девушку жмуриться и крепче впиваться пальцами в палочку.
Ближе. Еще ближе.
Она сделала вдох. Наполнила легкие до краев – так, что они заболели, и выглянув, произнесла:
– Эверте Ста…
Но заклинание не успело достигнуть цели. Гермиона услышала, как палочка Малфоя рассекает воздух, а потом он выкрикнул:
– Экспульсо!
И статуя за ее спиной взорвалась на сотни крупных камней.
Ее отбросило к стене взрывной волной. Гермиона против воли закричала, ударяясь затылком. Голову словно разорвало на кусочки, она почувствовала, как теплая кровь стекает сзади по ее волосам, как она льется на шею и пачкает стену.
На пошатывающихся ногах она встала. Малфой был так близко – руку протяни. Он целился палочкой в ее грудь, но не нападал. И она поняла. Все поняла, как будто раньше в пазле недоставало деталей, а теперь все сложилось. И смех начал щекотать ее сорванное горло.
Она нужна ему живой. Не Малфою. Она нужна ЕМУ живой. Поэтому Драко испугался, увидев ее в коридоре. Поэтому пытался спровадить ее из замка. Поэтому Виктор запер ее.
Ее не должно быть здесь.
Она расхохоталась. Тут же во рту появился привкус крови, и, вскинув руку, она направила палочку прямиком на Малфоя.
Теперь они были наравне. За исключением того, что Гермиона едва стояла на ногах и истекала кровью.
– Как мне выбраться отсюда?
– Никак. Ты не выберешься. Да и вряд ли ты хочешь, посмотри, в каком ты дерьме.
Пэнси рассмеялась беззлобно, почти по-доброму. На ней не было косметики, спутанные волосы были собраны в пучок, а глаза горели. Такой он ее запомнил. Такой он ее убил.
Вдруг стало сложно дышать и подбирать слова. Драко опустил взгляд, а когда поднял, Пэнс смотрела на него в упор, как будто позволяя – да. Да, ты можешь задать этот вопрос. Он не ранит меня, не причинит мне боли, я найду для тебя ответ.
– Я убил тебя, Пэнс? – наконец, спросил он. – Я это сделал?
Пэнси помотала головой.
– Нет. Нет, Драко, ты ведь не знал.
– Я убил тебя, – настаивал он. – Ты меня ненавидишь?
– Прекрати. Ты был моим первым. Это была лучшая ночь в моей жизни, – она встала и прошлась по комнате. Движения были неестественно-медленными, почти мягкими, лишенными всякой агрессии. – Я сделаю нам чай.
– Не сопротивляйся.
Сам факт того, что он заговорил с ней, сбил ее с толку.
Гермиона прекрасно понимала, что он делает это для отвлечения, но ничего не могла с собой поделать.
Его голос все еще был его голосом. Никогда прежде она не хотела его сильнее. Этого голоса. Слушать его, зная, что, наверное, это в последний раз – было больно и сладко.
– Пэнси мертва из-за тебя, – произнесла она.
Голова начала кружиться. Реальность плыла у нее перед глазами – туманная и серая, как глаза Малфоя.
Потерять сознание было так легко. Просто закрыть глаза и сделать это.
– Какое мне дело до Пэнси?
Гермиона шагнула в его сторону.
Она задыхалась от ощущения, что все закончится вот так. Зло руками Малфоя заберет ее навсегда. Утащит, сделает марионеткой… убьет.
Сейчас.
Она подошла и, опустив палочку, коснулась пальцами его щеки.
– Драко, – прошептала она и вдруг улыбнулась. Чем бы оно ни было сейчас – это все еще было его лицо, его красивые глаза и губы, от которых она сходила с ума. – Ты слышишь меня, ты должен меня услышать.
– Так значит, Грейнджер? – Пэнс перекинула одну ногу через другую, устраиваясь поудобнее. Только сейчас Драко заметил, какая она на самом деле крохотная, просто тонет в этом бездонном кресле.
Он помотал головой, вдруг понимая, что улыбается.
– Глупо, да?
– Да, – ответила Пэнс и рассмеялась. – Всегда казалось, что у тебя есть вкус.
– Зря ты так думала.
Они пили чай. Словно ничего не происходило, словно они сидели на заднем дворе в поместье Малфоев и ждали, когда им подадут свежую выпечку. Он даже чувствовал вкус этого чая – мятный, душистый вкус. Драко никогда не любил чай с добавками, но сейчас ему нравилось. Пар от чашки опутывал его и пьянил.
И вдруг… Его стало так много – это пара, он разросся и загустел, и сквозь клубы, сквозь толстые слои серого дыма он увидел лицо Грейнджер.
Первая мысль – откуда кровь? Откуда у нее кровь? Во что эта идиотка опять вляпалась?
Но она стояла перед ним – буквально в шаге, трогала окровавленными пальцами его лицо и шептала его имя. Шептала пересохшими губами – не один и не два раза.
Драко-Драко-Драко-Драко-Драко.
Имя слетало с ее губ, а он не мог понять, почему слышит его так отчетливо, почему так хорошо видит ее, но не может потянуться в ответ, не может коснуться ее щеки.
Тень. Отпусти меня, Тень. Выпусти.
Пэнси исчезла. Гостиная Слизерина развалилась на кирпичики, теперь он был там – с ней, с ними, но все еще словно был связан по рукам и ногам.
Тень. Ты слышишь меня, глупая дура?
Конечно я слышу, Малфой. Я всегда тебя слышу.
Тогда помоги мне. Выпусти меня. Дай мне помочь ей. Ты же моя, а я твой, помнишь? Ты была со мной весь этот год, ты помогала мне, ты служила мне.
Ее голос вдруг оброс цветом. Он стал плотным, настоящим. Если раньше Драко слышал голос Тени, как свой собственный, то теперь он был чужим, новым. Каждый звук походил на мерзкое бульканье, и хотелось заткнуть уши руками.
Тень рассмеялась.
Я служила, Малфой. Служила. Но не тебе.
Драко почувствовал невыносимую боль под ребрами. Безысходность отнимала его душу. Он бы выбросился из окна. Если бы смог бороться с ней – выбросился бы, не задумываясь. Но тело не подчинялось ему.
На свете нет ничего страшнее, чем видеть, как твои руки хватают единственного человека, которого ты позволил себе полюбить. Хватают и швыряют в стену. Потом целятся палочкой и…
– Ну же, Грейнджер, давай, убей меня, убей! – закричал он и вдруг… услышал эти слова. Они прорвались и вылетели из его рта, они были такими плотными, живыми, настоящими, что Драко почувствовал, как облегчение накрывает его горячей волной.
Получилось.
Грейнджер вскинулась. По ее щекам потекли слезы, и он был уверен, что ее губы произнесли «Прости», и только потом заклинание.
Драко никогда прежде его не слышал. Он не знал, что оно означает, но принял его на себя, как должен был. Принял его с благодарностью, потому что, когда палочка рассекла воздух, он уже знал – слова долетят до цели.
– Сектумсемпра!
Умирая, Драко думал о Пэнси, о Забини с его шоколадными батончиками, о том, что хотел бы однажды потанцевать с мамой под ее пластинки и еще хотя бы один единственный раз зарыться пальцами в волосы Грейнджер.
Все кончено.
Кончено, наконец-то.
Потолок, вращаясь, опустился на него, и наступила тишина.
Тишина.
Громкая, как гроза и стук поезда о рельсы. Такая тишина была Гермионе в новинку.
Она не заметила, как волшебная палочка выпала из ее рук.
Пальцы тряслись, испачканные в крови, но это была малая часть.
Кровь была повсюду. И если бы это была кровь самой Гермионы, было бы не так страшно, но нет.
Малфой истекал кровью. Она вытекала из его тела, окрашивая пол, остатки разбитой горгульи, плитку и ступеньки в темно-бордовый цвет.
Колени стукнулись о твердую поверхность.
Гермиона вытянула руку вперед.
– Д… Драко?
Она поползла к нему. Через лужи крови она ползла к его телу, не веря, все еще не веря, что сделала это.
Чтобы подняться на ноги не было ни сил, ни времени. Она ползла.
Малфой издавал звуки, но они были настолько тихими, что ей пришлось подползти впритык, коснуться ладонью его груди и поднести ухо к его губам.
Это были не слова – булькающие стоны.
Один, второй, третий. Но вскоре его рот приоткрылся, и… он затих. Кровь под ее пальцами была такой липкой и теплой, что Гермиону едва не вывернуло. Она схватила Малфоя за плечи. Она начала трясти его.
Он, должно быть, пошутил! Он решил разыграть ее и сейчас встанет, поднимется на ноги, скажет: «Какая же ты дура, Грейнджер!» или «Ведешься на детские шутки, грязнокровка!» Ей останется только обидеться на него и, задрав подбородок, уйти.