Он проследил весь ее путь от точки отправления до точки назначения. Села рядом с зевающим Поттером, опустила взгляд на стакан с молоком, сжала на нем худые пальцы. Шрамоголовый что-то спросил у нее, на что грязнокровка только нахмурилась и покачала головой.
Еще одна ягода, стекающая в горло кровь. Сморщился так, словно кто-то подсунул ему слизняка вместо вишни. Выплюнул косточку с особой злостью, передернулся.
Эта дрянь будет рыдать. Сегодня. Даю слово.
Профессор Макгонагалл опаздывала, и Гермиона волновалась. Они должны были проходить ее любимую тему – превращение напитков. Ей нравилось смотреть, как прозрачная вода со скоростью волчка вращается в чашке, постепенно густея коричневым горячим шоколадом.
Оболтусы, подпирающие ее с двух сторон, зевали в унисон так, словно учились этому целую жизнь. Минуты тянулись и, в конце концов, Гарри положил свою голову ей на плечо и засопел. Девушка не стала его тревожить.
Записала на свитке тему урока, открыла учебник и, пожалуй, в сотый раз перечитала интересующий параграф.
Слизеринский стол ревел от смеха – Нотт отмочил очередную шутку. Гермиона покосилась на соседний ряд и заметила, что единственным, кто не ржал, как конь, был Малфой. Он смотрел перед собой стеклянным взглядом, и девушка еще раз подумала о том, что он сидит на каких-то волшебных наркотиках.
С диким ревом по классу пронесся бумажный самолетик, зашуршал прямо над ее головой и приземлился на парту, зацепив крыльями веснушчатый нос Рональда.
Рыжий зло сверкнул глазами и встал со своего места.
– Минус десять очков Слизерину!
Малфой с сияющей улыбкой откинулся на своем стуле:
– ПЛЮС десять очков Слизерину.
– Минус…
– Хватит, Рон!
Уизли не успел договорить, потому как Гермиона усадила его на место одним рывком.
– Что ты делаешь?
– Так можно до бесконечности продолжать. Я вообще не понимаю, почему старостам позволено снимать и прибавлять очки. Это слишком большая вольность для… некоторых.
Она была готова поклясться, что слизеринец сыпал проклятья ей прямо в спину.
И какого черта он вел себя как… как… не Малфой?
– Грейнджер, ты, может быть, уже усыновишь их? Нет, ну а что – два дебила у грязнокровной мамашки. Вы будете идеальной семьей.
Ржач со слизеринского ряда разбудил Гарри, который, едва продрав глаза, повернулся к Малфою.
– Ты сейчас свой яд вместе с кишками выплюнешь.
Он не наставлял палочку. Просто говорил Малфою то, что говорил всегда. Но, казалось, сегодня на него это действовало в два раза сильнее.
– Что не так, Поттер? Она за вас рвет свою грязнокровную жопу. Отблагодарите ее хоть раз в ж…
Он заткнулся от одного удара. Гарри смотрел на Малфоя сверху вниз, а Гермиона видела… впервые видела, как с губы слизеринца стекает. Кровь.
Казалось, еще чуть-чуть и он разнесет к чертям всю застывшую в немом ужасе аудиторию. Но нет.
Поднял руку, стирая алые капли белыми пальцами. Такой до ужаса красивый контраст. Посмотрел на них долгим взглядом.
– Уебок.
Рывок, и вот уже Гарри отлетел назад, впечатываясь в преподавательский стол.
Они сцепились, как собаки, рыча и таская друг друга за полы мантии. Слышалась брань слизеринцев, каждый из них хотел пойти и разорвать Поттера за то, что тронул их принца. Но они не смели – как же, Его Величество разберется сам. Паркинсон визжала, как идиотка, закрыв глаза руками, а Дин и Симус в четыре руки пытались удержать вырывающегося Рональда.
– ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?!
Появления учителя никто не ожидал. Казалось, все вообще забыли о том, что урок давно начался. Макгонагалл посмотрела на все еще держащих друг друга за загривки студентов, округлила глаза.
– Мистер Поттер, мистер Малфой… Боже, Вы же староста, мистер Малфой!
Но слизеринец вообще ее не слушал. Его пьяный взгляд пронзил пространство, скользнул по одноклассникам, лизнул в макушку кого-то из друзей, а потом… задержался на ней. Гермионе.
Именно задержался, а не посмотрел насквозь. Именно так.
Что-то было в его глазах такое, от чего захотелось спрятаться под парту.
Стой. Стой, Гермиона, не смей падать.
Но разум уже плыл куда-то, потому что он, с этой разбитой губой, с диким взглядом и растрепанными волосами, притягивал ровно настолько, насколько отталкивал.
– Вы оба будете наказаны! И я отнимаю по тридцать очков с каждого факультета.
– Но…
– Никаких «но», Поттер! Давайте уже начнем урок!
Занятия закончились, а Малфой пытался понять, куда делась вся его злость. Вся. Не только вспышки и укусы Тени под кожей, а ВСЯ ЗЛОСТЬ.
И когда она успела испариться?
Когда он наговорил очередных гадостей гриффиндорцам? Или когда получил по лицу от этого полудурка Поттера? Может быть, в тот момент, когда старая ведьма объявила ему взыскание за драку?
Нет.
Она исчезла чуть позже, и Драко совершенно не хотел об этом думать.
Потому что начинал ненавидеть себя за такие мысли.
Потому что это было оргазмически-круто – вот так смотреть в ее глаза и, блядь, погружаться в бездну.
Бездну, которую хотелось заполнить горячей кровью до основания и смотреть, как она захлебывается.
После ужина Пэнси устроила Драко утешительный трах в туалете, но он не принес ему ровно ничего кроме небольшого облегчения внизу живота.
Он лег спать рано. Слишком рано.
Но провалялся часов до трех, так и не сомкнув век. Все шептал своей Тени какие-то дурости и молил о помощи. Он хотел, чтобы злость вернулась.
Хотел, чтобы все, как прежде, только без этой ебланской зависимости. Мысли больно ударяли по подбородку, скрипели противным мелом по доске его усталости. Нужно было что-то решать с Дамблдором, но так не хотелось начинать.
– Ты думаешь так громко, что я проснулся, Малфой.
Полог был закрыт, но хрипловатый голос Забини вывел его из оцепенения.
– Спи, – холодно. Слишком холодно.
– Ты думаешь о задании Лорда?
– Давай ты выйдешь и прокричишь это на всю школу?
Они говорили не шепотом, но тихо, не видя друг друга.
– Драко, в этой спальне только мы с тобой, и я на твоей стороне.
Язык сковало железом. Да просто пошли его, он знает, что ты не терпишь откровений.
Просто пошли его…
– Я думаю, что мне нужно посоветоваться с Беллатрисой.
– С этой чокнутой?
– Она чокнутая, но не дура.
На этом разговор закончился. Вот так вот, без «спокойной ночи» и «поговорим завтра». Иногда Малфоя пугала эта суперсила Блейза – понимать его с полуслова.
А утром он снова проснулся от острого желания кого-то прикончить.
– Агглутиум!
Гермиона проследила за тем, как один край оторванного пергамента прирос к другому, и выдохнула.
Этот урок чар был просто кошмарным. Флитвик никогда не отличался особой строгостью, но сегодня превзошел самого себя. Он просто дал студентам двух ненавидящих друг друга факультетов задание и ушел, оставив все на произвол судьбы.
Ее бесила такая безответственность.
Естественно, никто кроме нее и отчаявшегося Невилла не практиковал склеивающие чары, ведь вокруг было так много других интересных занятий.
Лаванда с Парвати разглядывали какой-то женский ведьмовский журнал, восхищенно охая и тыкая пальцами в картинки. На коленях Браун при этом блаженно расположился Рон. Его лицо было спокойным и расслабленным, и Грейнджер в очередной раз мысленно стукнула себя по затылку.
Ты больше не думаешь о нем. Больше не думаешь.
Сидящий рядом Гарри что-то строчил в тетради. Его занятия окклюменцией со Снейпом забирало не только все время, но и терпение, отчего Гермиона очень сочувствовала ему.
– Агглутиум!
Девушка вздрогнула. Господи, Невилл, зачем так громко?
Перевела взгляд на соседние столы.
Забини снова смеялся над Ноттом, только сейчас к нему присоединился еще и Гойл, смех которого больше напоминал автомобильный рев. Ну а Малфой вылизывал небо Паркинсон с такой тщательностью, что позавидовал бы даже Филч.
Против своей воли, девушка разглядела незажившую рану на губе слизеринца за секунду до того, как ее зализал длинный, как змея, язык Пэнси.
– Агглутиум! Агглутиум!
Волосы парня были растрепаны наманикюренными пальчиками, а галстук (ну вот, опять) совсем ослаблен.
И кожа. Снова эта белая кожа.