Громко. Не сдерживая себя.
Попалась бы сейчас под руку Паркинсон – затрахал бы до полусмерти.
Но и без этого – слезы на глазах и смех, от которого горят все внутренности.
Господи, как хорошо.
Да от чего, Малфой?
От этого. Свело сознание мыслью, что так эйфорически круто от одной лишь ее слезы.
А если больше? Если довести ее до истерики так, что она сможет лишь всхлипывать, размазывая слюни по лицу? Чтобы слиплись волосы цвета соломы, и плечи затряслись. Если…
Остановись, Малфой. Тебе и этого хватит.
Но мало. Катастрофически мало.
И так хорошо, что даже мозг отключился и ощущение скрипучей грязи на руках уплыло куда-то в «завтра».
Это была та самая доза, которую он ждал.
Душ не помог. Секс не помог.
Он лежал на кровати и не спал вторую ночь подряд, и ни единой мысли не было в голове, кроме той, что вцепилась зубами – измучить ее. Оттаскать за волосы, выжать, как губку, выпить все соки до последней капли. Сделать все, чтобы она боялась.
Чтобы душу отдала и ни единой эмоции во взгляде.
Он бы простил ей эту невыносимую грязь, если бы сумел сделать ее пустой.
====== Глава 3 ======
Гермиона обещала себе не плакать. Поклялась, что этот заносчивый упырь никогда в жизни не заставит ее рыдать. Но вот, пожалуйста.
Она сидела в гостиной, уткнувшись носом в подушку, и всхлипывала, несмотря на то, что прошло уже целых полдня.
Это было обидно. То, что одно ее существование может вызывать в ком-то такое вот отвращение. Сломленное, черное, как горький шоколад. Липкое.
И было очевидно, что это Малфой. И было ясно, что Малфой – зло. Гнилой, прожженный своей ненавистью насквозь, но глаза… Он смотрел в глаза, когда говорил это. И от этого маленький, но зубастый червь выгрызал уверенность в себе, и тщательно смаковал ее до самой поздней ночи.
– Ты как? – приземлился рядом с ней Гарри.
Девушка подняла взгляд и по привычке вздернула подбородок чуть вверх, как бы убеждая саму себя в том, что это не может ее сломать.
– Нормально.
– Прости, что не ответил ему. Я хотел побыстрее освободить тебя, а когда получилось, он умчался с такой скоростью, будто у него понос открылся.
Гермиона горько рассмеялась над таким сравнением.
– Прекрати. Тебе одного взыскания достаточно.
– Это Малфой, он не стоит твоих слез.
Кивнула. Ты прав. Ты так бесконечно прав.
– Где Рон?
– Наверное, где-то с Лавандой.
Ну вот, опять. Откуда в одном человеке столько соленой воды?
Сделала глубокий вдох. Глотай их. Глотай так, словно ничего вкуснее в жизни не пробовала, только не выпусти наружу.
– Я пойду спать. Спасибо за то, что помог на Чарах.
Утром стало легче.
Гермиона с облегчением обнаружила, что кругов под глазами нет, и ничто не может выдать ее вчерашнюю слабость.
Завтрак проглотила с улыбкой (да, смотрите, я улыбаюсь), и даже успела открыть «Ежедневный пророк» до того, как на стол перед ней опустился белоснежный листок. И белоснежные пальцы. Дрожащие от злости белоснежные пальцы.
– Че за фигня?!
Господи, Малфой, и ты называешь себя аристократом?
– Это график патрулирования, Малфой. Что-то не устраивает?
– Ни хрена, блин, не устраивает! Какого черта мы с Пуффендуем?
Не смотри на него. Возьми грушу или виноград. Просто пусть он подавится своим ядом и сдохнет на месте. Только не поднимай глаз.
Она так и сделала. Откусила от спелого фрукта маленький кусочек. Стерла мизинцем сок с уголка рта…
– Потому что так решил директор.
Хлопнул по столу с такой силой, что сидящий неподалеку Симус пролил на себя чай.
Даже не дрогнула.
– Мне. Не нравится. Пуффендуй.
Еще один укус. Просто думай о том, как приятно ощущать эту тающую мякоть на своем языке.
– Мне много кто не нравится, Малфой. Выскажи свои претензии профессору Дамблдору.
Его пальцы тряслись. Лежали на столе прямо перед ее глазами и тряслись. Белые, как снег в ноябре.
– Грейнджер. С каких это пор ты с мебелью разговариваешь? На меня посмотри.
Он выдавливал это из себя – было очевидно. Боялся заорать на весь зал. И какое-то невероятное удовлетворение поднималось из пяток в мозг.
Это реакция на нее – Гермиону. Вот такая. Злость и ярость в одном флаконе.
Моргнула.
Иди ты в жопу.
– Иди к черту.
Она смотрела как его пальцы, царапая столешницу, сжимаются в кулаки.
Сейчас ударит. Ну точно – ударит. Вот сейчас, размахнется и съездит ей куда-нибудь в скулу.
Но нет.
Малфой просто еще раз долбанул по столу перед ней, сгреб в охапку этот ненавистный график и поспешил к выходу, топая, как сто слонов одновременно.
Это закончилось.
Драко проснулся следующим утром с твердым ощущением, что доза выветрилась.
И хотелось еще. Безумно хотелось – еще и много, с самого утра, прямо в секунду пробуждения.
Тень трусливо молчала в своей норе, и Малфой, так и не дождавшись ее приветствия, стал натягивать школьную форму с таким рвением, что ткань опасно трещала.
Он пытался убедить себя, что идет на завтрак. Что он не мчится в Большой зал со скоростью света только ради того, чтобы поймать грязнокровку и выдавить из нее эти ебаные слезы.
Нет. Просто завтрак. Просто любимая вишня и, может быть, чашка какао. И больше НИ-ЧЕ-ГО.
Когда Снейп поймал его в коридоре и вручил график дежурств, захотелось смеяться в голос. Грейнджер поменяла местами свое время и время пуффендуйцев, из чего следовало, что теперь они не будут пересекаться во время патрулирования.
Дико. Дико смешно.
И ярость в кармане, как смятая салфетка – с хуя ли?!
Прежний Малфой от такой перспективы был бы в восторге, но теперь, когда она была нужна ему для собственных целей, это немного выбесило.
И спящая сука лизнула в ухо.
Зацепимся за это?
Конечно, Тень, еще как зацепимся.
Стоял и орал на нее прямо перед столом Гриффиндора, а она читала газету.
Что вы, блядь, какие мы умные!
Зуд в ладонях повторился. Еще и еще.
Он представил, как обхватывает рукой этот лохматый затылок и херачит им по столу до тех пор, пока мозг не зальет свежий номер «Пророка». Чтобы хлынула кровь, эта грязная-грязная кровь сквозь его пальцы. Возможно, он даже попробовал бы ее на вкус.
Не поднимала глаз. Опять.
И Драко пытался понять, в какой момент он решил, что ее глаза так нужны, когда он на нее орет.
Нет. Никогда, не важно.
Неважно ведь, Тень?
Разумеется, нет.
А потом она выбила из него все мысли. Пинком прямо в грудь. И дышать стало нечем.
На две секунды, не больше, но она заставила его вылупиться на свои губы. Она ела, как самая последняя шлюха, потому что так не едят нормальные люди, потому что ТАК нельзя. Прошло две секунды, а было похоже на вечность. И он был готов поклясться, что весь мир стоит и тыкает в него пальцами, потому что он, сука, пялится на то, как ест грязнокровка.
Стало хуже еще через долю секунды.
Хуже настолько, что узел собрался внизу живота, оповещая о том, что неплохо было бы прикрыться. Она просто взяла и смахнула мизинцем ту каплю сока, что Драко в мыслях слизнул языком.
Блядь. Он реально это почувствовал. Как наклоняется к ее лицу, перехватывает пальцы и собирает губами сладкую жидкость с уголка ее рта.
С ГРЯЗНОГО, БЛЯДЬ, РТА!!!
Что-то сказал ей, руки отбил о стол.
– … на меня посмотри…
Просто видеть глаза… просто, как часть плана и ничего больше… просто глаза. Важно. Отчего-то катастрофически важно.
Грейнджер. Давай. Упрямая сука. Давай.
– Иди к черту.
Шум в голове – главное, блядь, не убить никого по дороге в теплицы.
Это был самый длинный день в его жизни. Скользкий, как шкурка змеи и медлительный, как улитка.
На Травологии Малфой самым брезгливым на свете взглядом взирал на то, как Забини выуживает саженец дьявольских силков из горшка. Он не собирался заниматься этим. Он вообще не мог понять, за каким хером их выращивать в школе. И за каким хером их вообще где-то выращивать.
После был совместный урок Трансфигурации с Когтевраном, практическое занятие по Защите от темных сил и самая скучная в жизни Драко лекция по Истории магии.
Когда они возвращались в подземелья, Малфой молчал. Крэбб и Гойл усердно спорили о том, кто из них выпьет больше холодного чая за ужином, а Забини что-то нашептывал на ухо Пэнс. И она хихикала.