Не оборачивался, знал, что послушно шагает сзади. Руки еще дрожали, когда он погрузил пальцы в пряди волос, загребая, отбрасывая назад. И все тело чесалось так, словно он и правда только что выкупался в дерьме. Или хуже.
Остановился на самом краю площадки и повернулся, глядя на Грейнджер, которая упрямо сверлила глазами свои ботинки.
– На меня смотри.
И впервые – вот оно, бля, как круто – послушно подняла взгляд.
Карие. Тень, какого хрена они такие карие?
– Малфой, я…
– Ты. Да, Грейнджер, ты. Вернешь прежний график патрулирования – это раз. Будешь делать за меня все домашние в течение семестра – это два. И… и…
Запнулся. Нужно было сказать что-то еще. Нужно было придумать, ведь это была такая офигительная возможность схватить грязнокровку за жабры.
– Что?
– Какого хрена ты слушала, как Уизли трахает свою телку?
Тебе не пофиг, Малфой? Нахрена ты спросил? Нахрена, я тебе говорю?!
Смотрел на нее и ждал вразумительного ответа, а она только розовела со скоростью света, усиленно пряча глаза.
– Какого хрена, Грейнджер?!
– Да какое тебе дело?!
Действительно. Какое ему дело? Вот только рыскали серые по ее карим и ждали, что она оправдается. И все его подозрения развеет, просто возьмет и сдует, как песок с ладошки, потому что не может так быть… Не она. Не такая, как она.
– Грейнджер…
Тихо, почти ласково. До озноба.
– Я не хочу отвечать.
И вот оно. Простое до одури вшивое. Она и правда. Запала. На Уизела. И слушала, как он трахается, сцепив зубы.
Рассмеялся так громко, что сам испугался собственного смеха. А грязнокровка прищурилась. Ждала, когда он заткнется.
– Ладно, мне похер, просто хочу поскорей отмыться.
Врал, да так мастерски. И уйти не мог, потому что видел эти красные щеки и знал, что если чуть-чуть надавить, она просто подарит ему себя. Разрыдается или горло сорвет, крича.
Но давить как-то не хотелось. Даже ломка почти прошла, ему просто нужно было смыть с себя эту липкую дурь и уснуть до утра.
– Господи, Малфой, откуда в тебе столько яда?
Спросила тихо, разочарованно. Но его понесло от этого. Понесло, как обычно – скручивая жилы в кокон, опутывая туманом, паутиной…
– А в тебе столько грязи откуда? Грейнджер, ты даже дышишь грязью – не замечала?! Правда, оглянись вокруг, посмотри – слой на слое, тоннами, Грейнджер! Вот она – над твоей головой, под кожей, в крови – везде!
Даже горло сдавило от крика. Смотрел на нее и ждал своего вознаграждения – слезы, закусанной губы, обиды в глазах. Но она дышала. Глубоко, быстро, так, как дышать умеет только Грейнджер. Сильно.
– Боишься испачкаться? – не ртом сказала – душой. Голой, как ветки Дракучей ивы зимой. Хлестанула.
– Еще как.
Посмотрела на него, пожала плечами, и вдруг… Резко подбежала, цепляя ладонью его за галстук.
– Какого..?
Отшвырнул ее руку, делая шаг назад.
И снова.
Только теперь поймала пальцами рукав мантии.
– Грейнджер!
Продолжила свои попытки, касаясь руками, стараясь достать, захватить как можно больше кожи кожей. А Драко все пятился, отпихивая ее, борясь.
Практически вжала в стену, без разбора уткнулась носом в ключицу, потянулась к рубашке, рванула пуговицы на себя – пальцами прямо по линии живота.
– Сука, – попытался перехватить ее руки, сцепил, развернулся и снова затылком в стену – только затылок уже ее. И запястья тугими оковами собственных пальцев. Над головой.
Она скалилась. Рвалась, как кошка, пинала его ногами. Шептала что-то, выкручиваясь, играя…
– Фиг ты теперь отмоешься, Малфой!
И выдохнуть не дала – припала щекой к щеке, словно размазывая эту грязь, всю до последней капли.
Он зарычал. Утробно, дико, скуля и отплевываясь, рассыпая проклятья, как бисер. На шаг отошел назад, но грязнокровка успела вырваться и обхватить ладошками его лицо. Крепко. Мертвецкой хваткой.
Толкнул ее в грудь – ничего. Стояла сияющей статуей и пялилась на него.
А Драко чувствовал, как ее грязь впивается в кожу, пачкает собой щеки и скулы, стекает по подбородку на шею – ниже. До самых пят. И сказать ничего не мог, и пошевелиться. Просто смотрел на то, как она ликует. Проигрывал. Просто тонул в этом ее дерьме.
– Убери. Свои. Руки.
Нет, не громко. Тихо, катастрофически тихо.
А Тень прошептала: «Пожалуйста».
Просто, скажи «пожалуйста».
– Не уберу…
– Грейнджер…
Умоляя. Как никогда и никого, потому что это сейчас важно до колик, просто иначе никак. Если она не отпустит, то он просто свихнется, а может быть сам себе глотку перегрызет – чтоб не забило мозги этой поганой пылью.
– Грейнджер.
– Прочувствуй, Малфой. Прочувствуй ее всю.
И откуда в ней столько глупости?
Заслужил? Господи, просто ответь – заслужил?!
Хотел подчинить ее, хотел вывихнуть всю ее, смять, как комок глины, а потом зафигачить новую. Уверен был в своих силах. Знал, что не сдастся – долго, мучительно, глубоко…
И вот.
Стоит перед ней и молчит, потому что она подчинила. Бесчестно, фальшиво и так не по-грейнджерски подло, но подчинила.
– Грейнджер…
И задохнулся, когда ее губы коснулись его щеки. Сладко, тянуще, неправильно, слишком… слишком.
Боже, ну где ты, Тень?
Тихо. Предательски-тихо.
– Вот он, твой страх, Малфой. Вот он какой, правда?
Глаза в глаза – так глубоко, что, казалось, еще чуть-чуть – и захлебнется нахрен. Еще хоть один миллиметр, и можно сколачивать гроб – малфоевский, фамильный, с кучей камней и ненужной роскоши.
Рот приоткрыл, поймал ее мягкое, как листопад, дыхание.
– Пожалуйста.
====== Глава 4 ======
– … И Снейп ему такой говорит: «Вы уверены, что Вас Вашим родителям не подкинули, Долгопупс? Потому что я сомневаюсь, что у чистокровных волшебников мог родиться такой бездарь».
Драко засмеялся так громко, что даже когтевранцы с подозрением обернулись.
Переигрываешь, Малфой. Ой, переигрываешь!
И сквозь зубы:
– Заткнись…
Забини косился на него, попивая тыквенный сок, но Драко надежно включил актера.
– Ты сегодня на высоте, Тео!
Похлопал одноклассника по плечу, подцепил вилкой несколько ломтиков сыра и отправил их в рот, жуя с показным удовольствием.
Проклял себя за тупость, бросил быстрый взгляд на гриффиндорский стол. Грязнокровка была бледная, как Кровавый Барон. Непослушные волосы собраны в пучок, а глаза в газете – как и всегда. Она выглядела уставшей.
Как-то само собой предположилось, что она ревела всю ночь по Уизелу, и захотелось сунуть два пальца в рот.
Это не твое дело, Малфой, не твое дело. Нетвоедело…
Еще раз рвано хохотнул.
Только не опускать уголки губ – это правило. С сегодняшнего дня. Нерушимое правило, как Непреложный обет. Опустишь – умрешь.
Блейз наклонился так низко, что Малфой вполне мог пересчитать его ресницы все до единой.
– Драко, ты в порядке?
Он пожал плечами и глотнул немного воды.
Нет, блядь, Забини, я не в порядке – меня вчера облапала грязнокровка! Но если ты заткнешься и перестанешь каждые пять минут спрашивать, в порядке ли я, то, быть может, мне удастся забыть хоть на миг о том, как я полночи драил свое лицо, которое впитало в себя всю ее мерзкую грязь. Всю до последней капли!
– Да, а что не так?
– Ну, просто ты никогда не завтракаешь, только ягоды эти свои поглощаешь горстями. Да и с каких это пор ты считаешь смешной клоунаду Тео?
Нотт проговорил еще несколько реплик голосом Снейпа, и Драко подумал, что было бы неплохо врезать ему. Локтем. Быстро и прямо в цель.
– Ладно тебе, Забини. Я просто проголодался. Выключи мамочку и пошли уже на урок.
Слизеринцы повскакивали со своих мест вслед за Драко, как будто приказ услышали. Все, как обычно: он впереди, со своей небрежной походкой и слишком уж хитрым прищуром. Справа и слева безмолвной стеной Крэбб и Гойл, чуть в стороне Забини, Нотт, Паркинсон и несколько ее подружек. Попробуй обойти – рискни. Пропадешь навеки.
У Гермионы раскалывалась голова. Завтрак не принес никакого облегчения, хуже того – от гула, стоящего в Большом зале, хотелось зарыться под землю. Студенты сегодня словно с ума посходили!
Пуффендуйцы в полном составе обсуждали какой-то турнир, собравшись толпой по центру своего стола. Когтевранцы в синих галстуках нараспев повторяли заклинания из тех, что Флитвик задал учить на экзамен, ну а Слизерин не был бы Слизерином, если бы не превращался каждое утро в умирающую со смеху лошадь. И кто сказал, что их герб – змея? Конь. Натуральный конь.