– А я тебе говорю, что Вуд начинал на «Чистомете»! Тогда «Нимбусов» и в помине не было!
– Рон, Вуду не сорок пять – он на пару лет старше нас!
– Может, поспорим? Давай напишем ему письмо и спросим?
– Да, точно, отличная мысль! Мы ему в жизни не писали, а тут: «Привет, Оливер! Это Гарри и Рон! Не подскажешь, на какой метле ты летал, когда только стал капитаном по квиддичу? Нам очень срочно, мы заключили пари!»
– Мы могли бы сначала спросить, как у него де…
– Хватит! – Гермиона стукнула по столу с такой силой, что выбила газету из собственных рук. – Вы можете хоть раз в жизни не орать, как слабоумные? У меня голова сейчас треснет от ваших воплей! И, да, Гарри, Вуд начинал на «Чистомете», как и вся команда. Что с твоей памятью?
Выдохнула это и словно таблетку выпила – боль почти прошла, хотя в сон клонило нещадно. За всю ночь она не сомкнула глаз, ведь ей пришлось делать проверочные за себя и Малфоя, от чего на душе становилось мерзко, будто она готовила ужин для Волан-де-Морта. Унизительно и неправильно.
Против воли покосилась на слизеринский стол – Малфой ржал наравне со всеми. Словно не он вчера смотрел на нее с нескрываемым ужасом и просил не притрагиваться к нему. Вспомнилась прохлада его кожи и рваное, грубое дыхание. Румянец припал к щекам.
Возьми себя в руки, Гермиона Грейнджер, это не тот объект, который был бы достоин твоего внимания.
Покосилась еще раз. Малфой перекинул ногу через скамью и встал, машинально отбрасывая челку влево. Красивый…
Господи, глупая, что у тебя в голове?!
Походка Малфоя была привычной – он, как всегда, шел быстро, размахивая руками так, что идущие мимо первогодки рассыпались в стороны, а девчонки облизывались.
Гермиона готова была себе вилку в руку воткнуть, когда поняла, что и сама провела языком по верхней губе, сверля взглядом удаляющуюся спину. Грубо себя обругала – даже слишком грубо. А потом тоже поднялась на ноги:
– Идемте! Скоро звонок прозвенит.
Мальчишки все еще спорили о метлах, Вуде и о том, сколько снитчей в своей жизни поймал Виктор Крам, а Гермиона шагала сзади, еле перебирая ногами, и мечтала просто лечь спать.
Короткий свист из-за угла заставил ее обернуться.
Малфой не смотрел на нее – был увлечен своими ногтями. Подпирал стену и ждал, что она подойдет. Точно ждал. Было видно по напряженной позе.
Девушка застыла, соображая, что бы такое сказать Гарри и Рону, чтобы они не посмели увязаться за ней.
– Ребят, – тихо позвала она. – Мне нужно умыться, идите без меня.
Показала рукой за угол.
– Ты что – сейчас же урок начнется.
– Я знаю, Рональд, просто идите, ладно?!
И вот – сорвалась. Держалась весь вечер и утро, даже себе запретила думать о том, что он делал вчера с Лавандой… А теперь не смогла удержаться. Чертовски сильно хотелось вцепиться ему веснушчатое в лицо, чтобы не светился так...
– Ладно.
Она подождала, когда друзья скроются за дверью, а потом повернулась к Малфою.
Только посмотрите на него! Само спокойствие.
Быстро достала из сумки свиток пергамента, молча впихнула его в чужие руки и развернулась на пятках, чтобы уйти.
Развернул листок, кхыкнул.
– Это что – все?
– Проверочная по зельям. Нам на сегодня больше ничего не задали.
Говорила спиной – знала, что он ненавидит, когда на него не смотрят. Бесился от этого, как зверь. Даже думать не хотелось о том, когда это она успела подметить такую мелочь, поэтому просто сделала пару шагов вперед.
– А на завтра? Эссе для Снейпа, задания по трансфигурации.
– Малфой, на завтра будет завтра!
– Повернись!
И снова приказной тон. Господи, вот что ему вечно надо?
– Оставь меня в покое, Малфой.
Пошла быстрее, потому что знала, что он не станет догонять – не позволит кому-либо увидеть их вместе.
– Грейнджер, стой, я сказал!
– Оставь меня в покое.
Повторила и быстро юркнула в класс – подальше от испепеляющего взгляда.
Эта сука умудрилась вывести его из себя за несколько секунд. С самого утра. Да чтоб ты провалилась!
Два первых урока он придумывал план мести, а потом заигрался в чернильные бои с Блейзом и сам офигел от того, насколько стало легко.
Зелья всегда были любимым предметом Драко, потому что они проходили в привычных подземельях, и декан его факультета все время унижал гриффиндорцев. Это было весело. Теперь же на место Снейпа назначили старика Слизнорта, и уроки потеряли свою привлекательность.
Нет, само собой, Драко был рад тому, что Снейп, наконец, добился должности преподавателя по защите от темных сил, но Слизнорт вызывал желание пойти и проблеваться в туалете.
Также неплохо портили настроение и вездесущие гриффиндорцы, к которым новый учитель прикипел особой любовью.
Слизнорт поставил студентов вокруг своего стола и водрузил на него огромный котел с подозрительно искрящейся жидкостью. Она была светло-сиреневого цвета и переливалась.
– Кто скажет, что это за зелье?
Малфою не нужно было подходить ближе, чтобы понять, что взметнувшаяся вверх рука принадлежит Грейнджер. Кто бы сомневался?
– Это амортенция, сэр…
Драко закатил глаза и повернулся к стоящему рядом Блейзу.
– Докатились, Забини.
– И не говори. Изучаем любовные зелья. Снейп со смеху сдохнет, когда узнает.
– … Амортенция – это любовный напиток, который создает сильнейшую зависимость, заставляет тянуться к человеку, даже если прежде ты его ненавидел всем сердцем…
Захотелось треснуть ей. Сильно. Просто за то, что она умеет говорить.
– Отлично, мисс Грейнджер. Как известно, амортенция не создает любовь. Ее вообще невозможно создать. Все, что может предложить это зелье – иллюзия любви. Довольно сильная, надо признать. Есть чем дополнить?
Грейнджер прокашлялась.
– Амортенция пахнет для всех по-разному. В зависимости от того, что нравится. Например, для меня это – запах свежескошенной травы. Нового пергамента и… и… зубной пасты. Мятной.
Грейнджер покраснела, и Драко едва сдержался, чтобы не сплюнуть на пол.
Слизнорт прибавил Гриффиндору баллы за ответ, а потом посмотрел на студентов.
– Кто еще хочет вдохнуть аромат любви?
Затошнило. Вот прям до приступов затошнило.
Девчонки облепили котелок так, словно в нем был сокрыт смысл жизни. Поттер пролепетал что-то о пироге и полировочном креме для метлы, Уизли, кажется, почувствовал запах курицы, ну а Пэнси с диким визгом говорила о том, что ее амортенция пахнет одеколоном Драко. Девчонки сочли это милым, по залу прокатилось тоненькое “оооо”, на что Драко отреагировал полнейшим игнором.
– Кто еще? Мальчики, Слизерин? Мистер Забини, мистер Малфой?
Услышав свою фамилию, Драко попятился.
Что, блядь?
– Простите, сэр, у меня насморк…
Отговорка была глупейшей. Тем временем, ученики расступились перед ним, освобождая путь – пришлось идти.
Один шаг за другим Драко приближался к злосчастному котлу. На него смотрели. Малфой любил, когда на него смотрели, но не в таких тупых ситуациях.
– Готовы?
– Да, профессор.
Сморщился. Прикрыл глаза. Медленно вдохнул через нос.
Резко.
Стало больно внутри – защипало и сжалось, даже слезы подобрались к груди.
Этот гнилой и прожженный запах, тот, от которого его тошнило с самого детства, едва почувствовав который он стремительно мчался на воздух… всегда. Прежде.
Запах роз.
Сильный, крепкий, сдавливающий. Кровь прилила к лицу и зубы сжались так тесно, что казалось, еще чуть-чуть и потрескаются.
Захотелось разодрать себе глотку или блевать, согнувшись над унитазом до самого утра. Заслезились глаза от отвращения, разум стал каменным и тяжелым, практически неподъемным – до крика.
На секунду застыл, а потом – против воли, иначе никак, только против собственной воли – впустил в себя этот запах до основания, в легкие, глубоко. Чувствуя, как сердце сжимается и прекращает биться. Совсем прекращает биться.
Сковало все тело – ноги, руки, голову. Шею сцепило мертвой хваткой, сдавило грудь. Пошевелиться не мог, вообще ничего не мог, только стоял и слушал, как мир проваливается под землю с оглушительным грохотом. Ничего не осталось – только он и запах, один на один, в почти равноправном поединке.