– Одевайтесь, – негромко сказал он.
Слуги быстро замотали Тинара в серое рванье, а его коричневое пальто отправилось в сундук. В последнюю очередь замотали шею и голову, оставив щель для глаз. Удостоверившись, что открытых участков не осталось, слуги принялись одеваться сами. Торговцы, притихшие после инцидента в поезде, были разговорчивее обычного. Они суетливо перебегали с места на место, решая, как лучше защитить мулов и товар. Похоже, у них разгорелся нешуточный спор по этому вопросу.
Маленький караван отправлялся в Пыль. Тинару почему-то представилось стадо и пастух, который его ведет. Вскоре узловатая палка Поводыря перестала стучать по каменистой тропинке, лишь глухо уходила в плотный слой серой пыли под ногами. Солнечный и сырой день придавал пыльным пейзажам особенное уродство – мокрая серая масса покрывала траву, деревья и постройки. Тинар, как зачарованный, проходил мимо скучного, однообразного, но завораживающего мира.
Караван продвигался не торопясь, с той скоростью, с которой шел Поводырь. Вскоре ясное небо затянула серая пелена и перестали ощущаться сырость и прохлада. В Пыли не бывает ни жарко, ни холодно, не идут дождь и снег, и даже ветер не способен принести глоток свежего воздуха. Здесь всё одно – пыльно. Поднятая в воздух пыль от неаккуратных шагов неторопливо оседает на путниках и земле. Все, что есть в Пыли, – музей, скучный, словно учебник истории, и завораживающий, как гробница предков. Дома, стены, камни, деревья – все, съеденное Пылью, – было таким же, как и в момент смерти, словно стоит добавить красок, и оно оживет. Но стоило прикоснуться к чему-либо, и оно мгновенно рассыпалось серыми хлопьями.
Скоро идти стало тяжелее – пыль стояла в воздухе, отчего было трудно дышать, в горле першило, а ноги чуть ли не по колено утопали в серой массе. Правда, иногда удавалось выйти на более или менее пригодные для передвижения места, но не часто.
Тинар не сразу заметил, что их проводник надвинул свои непрозрачные очки на глаза и идет вслепую, однако уверенность в его мощных движениях не изменилась ни на йоту, и он даже не думал стучать перед собой палкой, прощупывая местность. «Он знает свое дело», – подумал Тин и продолжил смотреть по сторонам.
К вечеру молчаливая процессия вошла в древний лес, когда-то давно поглощенный Пылью. Стало заметно чище, и можно было даже разглядеть тусклые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь серые ветки и листья. Они словно шептали Тинару: «Посмотри на то, чем мы стали, представь, какими сочными и живыми мы были». Поводырь остановился. Он молча стоял несколько минут, совершенно неподвижный и такой же серый, как и все вокруг него. «Будет смешно, если он просто заснул», – пронеслось в голове у Тинара, и, словно в ответ на его мысли, Поводырь повернулся к каравану и сказал:
– Пора спать. Спим час, затем выдвигаемся вновь, – и он снова замер.
Слуги засуетились, раскладывая толстые ковры и одеяла, торговцы же просто закутывались в огромные плащи и укладывались в них на землю. Тинару не слишком хотелось спать. Глядя в темную серую листву, он думал о том, что навсегда потерял возможность жениться на любимой девушке, что едет в город, где уже все подготовлено к этой проклятой свадьбе. Он думал об иззенийской принцессе, которую никогда не видел, хотя и неплохо знал ее младшую сестру Тон. Когда-то они вместе учились в музыкальной школе Тейна, однако Тинар быстро бросил игру на фортепьяно за неимением результатов, в то время как у этой малявки получалось очень неплохо. Эфья, его будущая жена, была ему ровесницей, и он был заинтригован предстоящей встречей. В душе, конечно, он представлял себе эту сцену в самых радужных тонах: он приезжает в поместье Инн, к нему выходит красавица в роскошном платье, легкая в общении, скромная и, конечно, приходящая в восторг от одной мысли, что будет вместе с Тинаром управлять двумя огромными городами. Периодически мысли Тинара возвращались к реальному положению дел, и он понимал, что, скорее всего, так не получится.
– Подъем, – громко и безучастно произнес Поводырь и лишь немного изменил застывшую позу.
Тинар, так и не заснувший, поднялся и огляделся. Серый лес, как и час назад, все так же нависал над ними, караван отправлялся дальше. Ни о какой дороге речи не шло с самого начала пути, и откуда только Поводырь знал, куда идти, это было известно только ему одному. Несколько раз Тинар чувствовал, что Поводырь смотрит на него. Нет, даже не смотрит, чувствует его. Это случалось в те моменты, когда Тинар отвлекался от дороги на один из пыльных артефактов вроде древнего указателя или колодца. Юноша никогда не испытывал такого странного влечения прикоснуться к чему бы то ни было, заглянуть внутрь, прочитать надпись или просто изучить то, что нашел, и с каждым шагом он хотел этого все больше. Но Поводырь следил за ним, ощущал это желание, и юный наследник не отходил от каравана.