— Тогда мне кажется странным, что он тебе нравится.
Мидори искоса взглянула на меня.
— У него горько-сладкий аромат.
Мимо проходила официантка, и я тоже заказал «Ардбег». Мы слушали, как Току играет о печали, одиночестве и грусти. Толпа любила его.
Когда отделение закончилось и шум бурных аплодисментов постепенно стих, Мидори повернулась ко мне. Я удивился, увидев на ее лице сочувствие, даже сострадание. Тут же я понял почему.
— Ты слышал… ты должен был слышать о Гарри, — проговорила она.
Я кивнул.
— Мне очень жаль.
Я подождал секунду, потом сказал:
— Его убили. Частные детективы, которых ты наняла, чтобы его найти, передали информацию не тем людям.
Мидори открыла рот.
— А… мне сказали, что это несчастный случай.
— Чушь.
— А ты откуда знаешь?
— Обстоятельства. В какой-то момент они подумали, что я уже у них в руках, поэтому решили, что Гарри им больше не нужен. Кроме того, его желудок был полон спиртного. А ведь Гарри не пил.
— Боже мой! — прошептала Мидори, прикрыв рот ладонью.
Я посмотрел на нее:
— В следующий раз нанимай фирму, которая чуть более серьезно относится к своим обязательствам по конфиденциальности.
Она все еще качала головой, не отнимая руки ото рта.
— Извини, — сказал я, глядя себе под ноги. — Ничьей вины здесь нет, кроме тех людей, кто это сделал. И Гарри, потому что не подумал как следует.
Я выдал ей смягченную версию того, как его подставили и как он отказался слушать меня.
— Мне он нравился, — проговорила Мидори, когда я закончил. — Я думала, не лжет ли он, когда говорил, что ты погиб. Поэтому и наняла тех людей, чтобы следили за ним. Но он казался таким приятным человеком. Милым и стеснительным, и точно знаю, он тянулся к тебе.
Я грустно улыбнулся. Панегирик Гарри.
— На твоем месте, — сказал я, — я был бы осторожнее в Токио. Они потеряли мой след, но снова будут меня искать. Если узнают, что ты здесь, то могут заинтересоваться. Как это произошло с Гарри.
Наступила долгая пауза. Потом Мидори сказала:
— Как бы там ни было, завтра я возвращаюсь в Нью-Йорк. — Я кивнул, понимая, что за этим последует. — После чего я тебя больше никогда не увижу.
Я изобразил улыбку. Она получилась очень грустной.
— Знаю.
— Я все думала, чего же мне от тебя нужно, — сказала Мидори.
— И?..
Она кивнула:
— Сначала я думала только о мести. Я все время думала, как причинить тебе боль, как заставить страдать — так, как страдала я.
Это меня не удивило.
— Я решила забыть тебя, — продолжала она, — потому что всегда считала, что ненависть — низкое чувство. И в конечном счете бесполезное.
Я изумился тому, насколько праведную жизнь должен вести человек, чтобы она привела к возникновению такой философии, и на секунду ощутил любовь к Мидори за это.
Она сделала глоток «Ардбега».
— Но когда на следующий день я увидела тебя, все изменилось. Одна часть меня понимала, что ты действительно пытался вернуть диск и закончить то, что начал мой отец. Другая — знала, что ты старался защитить меня от людей, которые ищут диск.
— И что же оказалось на самом деле?
Мидори отвернулась, долго смотрела туда, где расположился оркестр, потом взглянула мне в глаза:
— Поняла, кто ты есть. Ты не часть реального мира. Не моего мира по крайней мере. Ты — как призрак, как создание, вынужденное жить в тени. И я поняла, что такое существо не заслуживает ненависти.
Заслуживаю я ненависти или она ненавидит меня не одно и то же. Интересно, понимает ли она это.
— Вместо этого жалость? — спросил я.
Она кивнула:
— Может быть.
— Думаю, я бы предпочел, чтобы ты меня ненавидела. — Я старался разрядить обстановку, но Мидори не засмеялась. Она посмотрела на меня.
— То есть все, что у нас есть, — это сегодняшний вечер.
Я почти сказал «нет». Я почти сказал ей, что это будет слишком больно.
Потом решил, что справлюсь с болью позже. Как это всегда у меня бывает.
Мы отправились в «Парк-Хайатт-отель» в Синдзюку. Мидори остановилась в «Окуре», но возвращаться туда вместе было слишком опасно.
В гостиницу мы ехали на такси. По пути смотрели друг на друга, но не разговаривали. Я зарегистрировался, и, когда мы очутились в номере, свет зажигать не стали. Казалось естественным, что мы подошли к огромному окну и стали смотреть на урбанистическую массу Синдзюку, мигающую фиолетовыми огнями вокруг нас.
Глядя на город с высоты нашего этажа, я перебирал в памяти все события, которые привели к теперешнему моменту, я столько раз представлял его себе, нелепо мечтал о нем, и вот я имею возможность насладиться им, хотя и понимаю, что он безвозвратно ускользает.