— Спасибо, что проинформировали меня, — проговорил я. — Прошу принять мои глубочайшие соболезнования по поводу этого печального события. Прошу передать мои сожаления родителям Гарри. Я помолюсь за его душу.
— Благодарю вас.
Я повесил трубку.
Предчувствие подсказывало мне, что все услышанное правда. Тем не менее, чтобы до конца убедиться, я позвонил в местное полицейское отделение. Сказал ответившему копу, что я друг Харриоси Фукасавы и что я слышал, что есть какие-то плохие новости. Коп подтвердил, что Гарри погиб. Падение. Очевидно, несчастный случай. Он выразил сожаление. Я поблагодарил и повесил трубку.
Еще какое-то время я продолжал стоять не двигаясь, чувствуя себя несчастным и одиноким.
Они добились от него всего, чего хотели. И стали обрезать концы.
Что ж, теперь я ничего для него сделать уже не могу. Я пытался, когда в этом был смысл. Сейчас слишком поздно.
В таком-то смысле это моя вина. Я знал, что Юкико опасна для Гарри, но все, что я сделал, — это рассказал ему о своих подозрениях. Следовало бы ничего не говорить ему, а с ней устроить небольшой несчастный случай. Гарри погоревал бы, зато остался бы в живых.
Я поймал себя на том, что скриплю зубами.
Как он был счастлив, когда впервые рассказывал мне о ней! Как стеснялся, каким глупым и влюбленным выглядел!
Вспомнилось, как эта сука попеременно то поддразнивала, то ублажала Мураками. Как сказала Наоми: «Ее устраивают такие вещи, на которые я никогда не соглашусь».
Я представил, как она накачивает Гарри алкоголем, к которому его организм совершенно непривычен. Представил, как Гарри пьет, чтобы доставить ей удовольствие. Представил, как она предлагает прогуляться по крыше. А Мураками уже ждет там.
А возможно, она проделала все сама. Это было бы несложно. Юкико не раз бывала в этом доме, знала его ритмы, режим, расположение камер слежения. И Гарри доверял ей. Даже после того, что я ему рассказал, если он был достаточно пьян, он бы не задумываясь прошелся по краю. Может, просто ради смеха. Может, на спор.
Не думая, я схватил трубку и поднял над головой, чтобы размозжить о телефонный аппарат. Да так и застыл, с задранной рукой, дрожащим телом, не желая ни устраивать сцен, ни привлекать внимания.
Наконец я повесил трубку, закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох. Еще раз. И еще.
Я нашел другой таксофон и позвонил Тацу. Попросил его проверить нашу доску объявлений, потому что мне надо с ним увидеться. Потом пошел в интернет-кафе, чтобы сообщить, где и когда.
Мы встретились в деловом районе Нихонбаяси в кафе «Пешаворл», совмещавшем кофейню и бар, — еще одно место, где я любил бывать в Токио.
Как обычно, я прибыл туда раньше. «Пешаворл» имеет форму латинской буквы «I», и я расположился в углу одного из коротких концов этого «I». Меня не было видно со стороны входа, зато я видел бар, красные стальные весы для взвешивания кофейных зерен, батареи мерных чашек для кофейной машины, с вмятинами, как у перегонных кубов, в которых созревают лучшие односолодовые виски. Может быть, поэтому в «Пешаворле» такой уникальный вкус кофе; а еще эта удивительная утварь, ошарашивающая своеобразием дизайна, несомненно, созданная исключительно для приготовления самых достойных смесей напитка, а как их правильно использовать, неизвестно никому, за исключением посвященных в ремесло.
Я заказал фирменную кофейную смесь «Роа» и, пока ждал появления Тацу, слушал, как Моника Борфорс поет «Пожелание августа». Сразу же после двенадцати я услышал, как открылась и закрылась дверь, после чего послышалась шаркающая походка Тацу. Он сел так, чтобы мы были под девяносто градусов друг к другу и могли разговаривать с максимальной конфиденциальностью. Он пробурчал приветствие, потом заговорил:
— На основании твоей недавней встречи с Кавамура-сан могу предположить, что ты пригласил меня сюда либо чтобы поблагодарить, либо чтобы убить.
— Я здесь не для этого.
Некоторое время Тацу молча смотрел на меня.
Подошла официантка, и он заказал молоко с чаем, больше, подумал я, из лояльности к окружающей обстановке, нежели из реального желания.
Пока мы ожидали его чай, Тацу сказал:
— Надеюсь, ты понимаешь, почему я сделал то, что сделал.
— Конечно. Ты манипулирующий, фанатичный мерзавец, который считает, что результат всегда оправдывает средства.
— Теперь ты говоришь как моя жена.
Я не засмеялся.
— Не стоило втягивать Мидори во все это.
— А я и не втягивал. Я надеялся, что она захочет убедиться, что ты мертв. Если бы она хотела поверить — поверила бы. Если нет — устроила бы расследование. Она достаточно настойчива.