Не скажу, чтобы голос его прозвучал гостеприимно, но я все-таки снял пальто и вытер ноги о половичок.
— Где же мы поговорим?
Бандура-старший отворил дверь в комнату.
Про такие комнаты хозяева любят говорить: «У нас все как у людей», подразумевая, что у них лучше. Да и вообще, весь дом — это я заметил сразу — был крепче, добротнее, чем «у людей». Не скрипели поблескивающие свежей краской полы, не выпирали буграми гладко оштукатуренные стены, и в окнах, между двойниками, стояли не дешевые граненые стопки, а тонконогие рюмочки, мелкая чистая соль в которых была насыпана ровно, под золотой ободок. Рюмочки эти мне почему-то особенно запомнились. И еще запомнился большой дорогой радиоприемник. Он стоял в том углу, где держат иконы, и был накрыт вышитой накидкой. А икон не было совсем. Мне даже странным показался этот пустой, чисто выбеленный угол: я уже привык в Дождь-городке к темным божьим ликам, окаймленным цветастыми украинскими рушниками.
Ну и хозяева запомнились, само собой… Они были в комплекте, то есть и отец, и мать, и сын. И все трое смотрели на меня и ждали: отец за столом, широко раскинув локти по вышитой скатерти; мать в дверях, прислонившись плечом к косяку, как вратарь к штанге, а сын в углу, на стуле, с любопытством ожидая начала представления.
— Я бы хотел поговорить о поведении вашего сына, — начал я и остановился в надежде, что отец отправит чадо из комнаты. Но он не пошевелился. «Ну что ж, пусть послушает!» Я начинал злиться. — Аркадий совершил очень нехороший поступок, — продолжил я по возможности сдержанно, хотя мне хотелось сказать просто: «Сволочь ваш Аркадий». — Дело в том…
— В чем дело, уважаемый товарищ учитель, нам известно, — прервал меня отец.
— От Аркадия? — не удержался я, и напрасно, потому что сейчас же получил ответный удар.
— А мы ему верим. Он нам не брешет.
Я отступил:
— Это хорошо. Значит, вы все знаете, и мне можно вам не рассказывать…
— Значит, можно не рассказывать.
Я почувствовал, что теряюсь, но постарался взять себя в руки.
— Какое же у вас мнение обо всем случившемся?
— У нас есть свое мнение, товарищ учитель.
— Вот и выскажите его, пожалуйста!
Я уже понимал, что говорю слова, которыми людей этих не проймешь, но других слов я не знал, да и не позволено было мне говорить другими словами.
— У нас не мнение, товарищ учитель, у нас вопрос.
— Ко мне?
— И до вас тоже.
— Я слушаю вас.
— Тогда скажите, будь ласка, где в наших советских законах записано, что солдатам разрешается бить детей?
Я повернулся к Аркадию и тут только заметил, что нижняя губа у него припухла. Не сильно, правда, нокаутом и не пахло, но хороший шлепок перепал ему несомненно. Об этом скотина Тарас мне ничего не сказал! Положение осложнилось, и все-таки я не мог не порадоваться, глядя на припухшую губу. «Молодчина, солдат, прости ради бога, что мне придется осудить тебя! Я ведь всего-навсего школьный учитель, мне нельзя допускать ничего непедагогичного». Но зато я мог улыбнуться. И я улыбнулся, рассматривая эту губу, улыбнулся в открытую, чтоб они знали, как я отношусь к их ненаглядному отпрыску. А потом уже можно было осудить и солдата.
— Конечно, солдат не прав. Но ведь то, что делал ваш сын, очень скверно. Это гораздо хуже, чем списать задачу или покурить тайком…
— За курево я ему шкуру спущу.
— А оскорбить, унизить человека…
Ох уж эти книжные слова! Не они тут были нужны, не они. И я убеждался в этом сразу же, едва успевал закрыть рот.
На этот раз подача шла от матери.
— Не развалятся потаскухи эти. Знаем мы, кто там, в городе, асфальт протирает.
Нет, не мне было перевоспитывать это семейство!
— Жаль, что вы так думаете…
— А нам думать нечего. Мы знаем… Извините, молодой человек, сколько вам лет, поинтересоваться можно? — спросил отец едко.
— Возраст мой не секрет, конечно, но к нашему разговору он не относится.
— Напрасно так полагаете. Чтоб молодежь учить, нужно иметь богато жизненного опыту, товарищ педагог. Разбираться нужно уметь, что за ученик, как он воспитан.
Мать перебила его:
— Да вы хоть соседей спросите, каждый скажет, что за сын у нас! А его какой-то солдат по лицу кулаком! Нет уж, мы этого так не оставим! Мы к его командиру пойдем.
Продолжать дискуссию было бесполезно.
— Я не собираюсь оправдывать солдата, но и вы Аркадия зря так защищаете.
— А уж это нам лучше знать, молодой человек. И не с тем разговором вы до нас пришли. Солдат бил, да чтоб еще и родной батько всыпал!
— Никто не предлагает вам бить Аркадия. Думаю, что ему это не угрожает.