— Ну как наш Китеж-град, понравился? — спросил сдержанно Ступак.
— Конечно, не Рио-де-Жанейро, — ответил я, — но жить, по-моему, можно… А парк просто чудесный!
— Тогда заглянем на главный объект и — в школу.
Мы снова очутились в тихом украинском селе. Метров через двести от центра между двумя мазанками поднялись над каменным фундаментом почти под крышу кирпичные стены.
— Вот. Великая стройка. Если раньше не сбежите, будем через год праздновать новоселье.
Я довольно равнодушно осмотрел объект.
— Наверно, это страшно хлопотно — заниматься строительством?
Ответ Андрея Павловича я не понял. Он сказал не сразу:
— Страшно будет, когда оно кончится.
Через несколько минут мы были в школе. Ступак подвел меня к полуоткрытой двери директорского кабинета и слегка подтолкнул в спину:
— Ну, вратарь, готовься к бою!
На этот раз директор оказался на месте. Когда я вошел в кабинет, он что-то писал за столом. Я увидел седую, аккуратно причесанную голову, склонившуюся над бумагами, а над головой — черную, обильно изукрашенную резьбой спинку кресла. Директор, разумеется, слышал скрип двери и шаги, но не перестал писать и, не поднимая головы, продолжал методично выводить на тетрадном листе строчку за строчкой.
Молча стоять было неловко, и я спросил с заметным опозданием:
— Разрешите войти?
— Вы ведь уже вошли, — ответил директор резонно и указал мне рукой с пером на стул.
Я присел, дожидаясь. Мой первый начальник поставил на своем письме красивый косой росчерк и только тогда положил ручку и поднял глаза.
— Я вас слушаю.
— У меня к вам назначение на работу…
— Очень приятно. Где же оно?
Я протянул бумагу. Директор взял ее и, не спеша развернув, внимательно прочитал.
— Значит, вы Николай Сергеевич Крылов?
— Да.
— А что у вас еще есть с собой, Николай Сергеевич?
Я не понял:
— Как — что?
— Паспорт, диплом?
— Ну, конечно.
Он просмотрел документы так же неторопливо, как и направление, и спросил:
— Диплом у вас с отличием? Это хорошо. Только разрешите задать вам один вопрос.
— Пожалуйста.
— Скажите, Николай Сергеевич, вы приехали к нам… добровольно?
— Конечно.
— А у вас не было возможности остаться работать в городе?
— Была. Мне предлагали место ассистента на кафедре.
— И вы все-таки решили ехать сюда, в провинцию?
— Да.
— Почему?
— Мы решили так на комсомольском собрании — всем поехать на периферию. Мы думали, что будем здесь полезны.
Он внимательно посмотрел на меня из-за очков в тонкой серебряной оправе.
— Вы правильно решили, Николай Сергеевич. Нам нужны способные молодые педагоги. Но хочу сразу предупредить вас: и вам придется хорошенько поучиться у старых, опытных преподавателей. У нас есть такие люди. Наша школа — одна из лучших в области.
— Я знаю.
Директор, кажется, был доволен моими ответами. Он снял очки и протер стекла очень чистым носовым платком.
— Ну что ж… Желаю вам успеха на первом самостоятельном поприще. Вы еще не искали квартиру?
— Нет.
— Тогда с этого и начинайте. О делах поговорим попозже. Сначала устраивайтесь. Я скажу уборщице, чтобы она помогла вам подыскать комнату. Она хорошо знает местных жителей.
Без очков он выглядел не таким строгим. И вообще, его деловой тон мне нравился.
«Благородный старик, строг, но справедлив!» — подумал я, по студенческой привычке облекая мысль в расхожую цитату.
Дни, оставшиеся до первого сентября, пробежали в будничных хлопотах и не запомнились событиями. За это время я нашел себе комнату и познакомился почти со всеми учителями. Комната была хорошая, с окном в заросший сиренью палисадник. Хозяйка мне тоже понравилась. Звали хозяйку Евдокия Ивановна, ей недавно перевалило за пятьдесят. Жила и хозяйничала она одна, потеряв, как многие, мужа на войне. Держалась Евдокия Ивановна с нередким в деревенских женщинах тактом и достоинством, которые отличают человека умного и доброго, обладающего теми чудесными качествами, что обычно называют душевной красотой. Но о хозяйке я еще скажу, а теперь об учителях…