Дождь и морфин

Дождь и морфин

Из цикла L. A. Noire

Америка вставала с колен после кризиса тяжелых сороковых. На улицах было гораздо оживленнее, чем пару лет назад. И тому есть веская причина. Ведь война окончилась победой союзных войск. Победа, которая далась ценой жизни сотен тысяч погибших. Но в то же время многие сыновья Америки вернулись домой героями, пройдя все ужасы войны. Вернулся с фронта и я. Окинава… До сих пор по ночам меня мучают кошмары об этом острове, который мы с парнями прошли вдоль и поперек. Сквозь кровь и страдания, сплошной огонь японских пулеметов и взрывы ручных гранат, сделавших десятки людей вокруг меня калеками. С тех времен остались лишь тяжелые воспоминания и осколок гранаты в левом плече, который иногда отзывался ноющей болью, когда изменчивая погода после жарких дней решала разверзнуть с небес очередной дождь. Заглушить эту боль мог лишь хороший виски, да и тот был временным средством. После боль возвращалась. Она всегда возвращается, словно напоминая таким как я, что война останется с нами навсегда, до конца наших дней, хотим мы того или нет. В клубе ветеранов, куда мы довольно часто наведывались с оставшимися в живых парнями из моего отряда, мы были как рок-звезды. Мы прошли настоящий ад. Выжили там, где сложили свои головы десятки наших братьев. Мало кто мог похвастать серебряной звездой за отвагу и героизм, проявленные в боях, а кто мог, тот никогда не стал бы бахвалиться. Мы просто защищали то, что нам дорого. Свою страну. Простому американскому солдату не нужна лишняя слава. Зато нужна была хорошая компания и возможность вспомнить те немногие светлые моменты из недавнего прошлого, что еще не затмились ужасами войны.

 Тяжелые капли дождя падали на капот моего старого кадиллака. Несмотря на 1938 год выпуска, автомобиль служил верой и правдой уже 9 лет. Вечер выдался не самым лучшим. Почему-то именно сегодня воспоминания особенно ярко напомнили о себе. Вздохнув, я тронулся с места по мокрому асфальту Уилшира. По слухам, на этой улице через десять лет планируют начать строить небоскребы, буквально скребущие верхними этажами небо. Стук дождевых капель по крыше и лобовому стеклу приводил мысли в странное, даже пугающее, спокойствие. Такое случалось и на войне, когда во время ожесточенной и кровавой перестрелки время будто останавливалось, позволяя трезво оценить ситуацию и принять верное решение.

 Блики уличных фонарей и витрин магазинов отражались в каждой капле на ветровом стекле и заставляли асфальт сиять сотнями огней. Радио наигрывало песню десятилетия Эла Джолсона и эти звуки задевали во мне тончайшие струны души и поднимали мое настроение из глубин грязных луж, откуда оно безуспешно силилось подняться. Через несколько кварталов показалась и моя улица, а окна квартиры на втором этаже, разумеется, были темны. Кто мог ждать дома честного детектива и героя войны? Верный ответ – темнота и тишина. Мягко скрипнув шинами по асфальту, машина остановилась. Эл Джолсон замолчал вместе с выключенным двигателем. Дойдя до крыльца, я успел промокнуть. Пока ехал, дождь только усилился. От собственной квартиры меня разделяло два лестничных пролета и небольшой коридор. При каждом шаге по лестнице плечо отзывалось эхом боли. Уже поворачивая ключ в замочной скважине, я услышал звонок телефона в квартире. Кому могло взбрести в голову беспокоить человека в вечернее время? Все верно. На том конце трубки напарник по отделу нравов Рой Эрл попросил приехать в участок как можно скорее. У него для меня были новости. Паршивые новости, как он выразился и вовсе не для телефонного разговора. Я не успел еще снять мокрый плащ и шляпу, так что я просто запер дверь и зашагал по лестнице вниз, гадая, что за новости приготовил мне Эрл и к чему такая срочность. Машина послушно завелась и я, вывернув руль, направился в сторону участка. Уже через двадцать минут, оставив машину на парковке Голливудского отдела полиции, я открывал дверь нашего кабинета, где уже сидел Рой. Тот молча кивнул и протянул мне сложенный вчетверо лист желтоватой бумаги. Я присел в кресло поближе к лампе и, развернув лист, бегло просмотрел список. Эван Бакетт, Фрэнк Келсо, Гарри Хармен, Энтони Блатнер и Гордон Невилл. Пять имен. Пять человек. И я знал каждого из этих ребят. Каждое имя из этого короткого списка было мне отлично знакомо.

- Эти пятеро - солдаты моего полка на Окинаве, - сказал я, подняв взгляд на своего напарника и думая, почему Рой показывает мне этот список и с чем это связано? – я знаю этих ребят, они зарекомендовали себя на службе, характеристики только положительные.