- Кэти, - сказала она по-английски. – Все в порядке?
- Не совсем. Ты не знаешь, где сейчас Джун? Нужно с ним поговорить.
Она оглянулась через плечо на девушек, что притворялись занятыми теннисом, а на самом деле подслушивали наш разговор.
- У тебя будут проблемы, если тебя заметят здесь во время уроков.
- Поверь, я бы не приходила, не будь все так важно.
Она молчала минуту.
- Думаю, он в классе Хасегавы, - сказала она, - но я не уверена. Но тебе повезло, что этим утром мы готовимся к грядущему школьному фестивалю.
Точно, он ведь играл с Икедой. Было сложно представить, что у него была обычная школьная жизнь. Сложно было представить, что у всех нас когда-то она была.
- Помнишь музыкальный класс? – спросила она, я кивнула. – Следующая дверь – актовый зал. Они явно занимаются там.
- Спасибо, - сказала я.
- Постарайся, чтобы вас с другом не видели, ладно? И не говори, что тебе помогла я.
Какой еще друг? Она, наверное, о Джуне.
- Без проблем, - сказала я, она улыбнулась, подняла ракетку, сжимая другой рукой теннисный мяч.
- Ты хорошо на него влияешь. Он не был таким, после того как его отец… Забудь. Еще увидимся.
- О, но мы не… - начала я, но она уже вернулась к тренировке. Я развернулась и обошла здание, стараясь не выглядеть подозрительной, насколько это было возможно для блондинки-гайдзина в форме другой школы. Как давно умер отец Джуна? Об этом знали все, кроме меня? Я вспомнила слова Джуна возле полицейского участка, когда его там узнали. Разнюхивали ли о его истории журналисты, как моя мама, публикуя потом это в газетах? Хотелось бы найти информацию в Интернете так же, как получилось с Томо. Даже интересно, что я смогу найти.
Я пробралась через гэнкан и лабиринт коридоров к кабинету музыки. Проходя мимо классов, я пригибалась, чтобы меня не было видно в окна, выходящие в коридор. Я чувствовала себя ужасно глупо, но страх заставлял меня вести себя так. Я словно участвовала в сериалах про полицию, которые нравились Джуну, касаясь локтями пола школы.
Я думала о Томо, что бы на поляне в Нихондайре, о небе над ним. Издалека оно выглядело темным, словно вот-вот начнется дождь. Он сидел под огромным деревом и ждал меня? Я поползла быстрее.
Я прошла последний класс и поспешила к кабинету музыки. Я добралась до актового зала, в который вело несколько дверей. Я потянула холодную металлическую ручку ближайшей.
Дверь открылась, выпуская теплый затхлый воздух. Запах был застоявшимся и немного металлическим, словно слюной и жвачкой, словно старые пыльные ковры. Я беззвучно прошла между рядами кресел. Пол шел склоном к сцене, которую освещали три прожектора. Мои глаза привыкли, и я увидела его.
Джун сидел в черном кресле среди мерцающего света. Он был в белой рубашке и синих брюках, пиджак и сумка лежали на краю сцены. На запястье его чернел браслет, которым он прикрывал часть шрамов Ками. Он двигался в этом свете, и шипы на запястье, и серьга в ухе мерцали, напоминая вспышками азбуку Морзе, которую я не понимала.
Он держал скрипку прямо, а смычок в его руке чем-то напоминал шинай, вскинутый перед боем. Я поискала взглядом Икеду за черным пианино, что притаилось в тени на сцене, но ее там не было. Мы с Джуном были одни, а затхлый воздух давил тишиной.
Он провел смычком по струнам.
Богатый звук наполнил воздух, проникая в мое сердце. Паника отступила на миг. Его жизнь была спокойной, в отличие от моей. Джун был спокойным озером, Томо был водопадом. А я была водой, что лилась куда угодно, но не могла придать себе желаемую форму.
Звук скрипки заполнял зал. Мелодия быстро взлетала до высоких нот и возвращалась к спокойным отрывкам. Тон был и грустным, и радостным, горькое смирение с привкусом надежды. Бетховен? Нет… но я знала эту мелодию. Мама слушала ее, когда писала статью о местном скрипаче, что присоединился к оркестру Нью-Йорка.
Бах. Это точно он. Одна из его сюит. Низкие ноты проникали под кожу. Я подняла голову и застыла.
Ленты чернил кружились в воздухе, напоминая замедленное движение узких флагов на башенках замка. Они мерцали радугой, содрогаясь от каждой ноты, извлекаемой Джуном из скрипки. Они развевались в воздухе, словно шарфы. Они касались друг друга, и в свете прожектором мерцали облачка золотой пыли, словно тусклые звезды.
Я никогда еще не видела чернила такими. А Джун даже не рисовал. Это напоминало слова Томо о том, что чернила используют его как холст. Джун был холстом, чернила рисовали вокруг него красивые узоры.
Сюита Баха подошла к концу, Джун начал следующую, не открывая глаза. Но он моргнул, когда его пальцы задели струны, и тогда увидел меня.
Мелодия затихла. Меня окружила тишина.
- Кэти, - сказал он, ленты чернил таяли, оставляя после себя лишь золотистую пыль, словно следы от фейерверка.
- Джун, - ответила я, чувствуя себя ужасно уязвимой. Я вспомнила о чернилах на досках, крики боли Томо и краны, из которых лились чернила.
Джун нахмурился, увидев выражение моего лица.
- Доушта? – спросил он, опуская скрипку. Он оставил инструмент рядом с креслом. – Что случилось?
- Томохиро, - сказала я, было странно использовать его полное имя. Это напоминало то, как я потакала Томо, называя Джуна по фамилии, только теперь я пыталась сгладить неловкость с Джуном, отдаляясь от Томо. Только из вежливости. Как и все здесь.
- С ним что-то случилось? – спросил он. Встав с кресла, он приблизился ко мне и опустился на край сцены. Если бы он вытянул ноги, то коснулся бы моего локтя.
- В школе, - сказала я. – Когда мы пришли на уроки, все доски были исписаны чернилами. Огромные кандзи от пола до потолка. Это было ужасно. Везде говорилось о смерти и предательстве, о том, что выхода нет.
- Чэ, - выругался Джун, покрутив пальцами серьгу в ухе. – И все это видели?
- Они думают, что это такая шутка.
- Где он теперь?
- Нихондайра. Я думала, ему там безопасно.
Джун кивнул, глядя на меня.
- Хочешь, чтобы я отвез тебя туда?
- О, - я и не подумала, что он это предложит. Да. – Не могу. Я пообещала, что буду держаться подальше от него, пока он не пришлет сообщение, что ему стало лучше. А если из-за меня станет только хуже?
Джун молчал, и это меня не удивило. Он с самого начала говорил, что Томо будет терять контроль, пока не сломается. Пока Ками не одолеет его.
Нет. И это теперь происходило? Об этом он меня предупреждал. Сердце колотилось в ушах. Томо проигрывал чернилам. Что будет, если он посмотрит на меня и даже не узнает? Он… ранит меня?
Слезы полились из глаз, и я не успела их остановить. Я не хотела так плакать ни перед кем, тем более, перед Джуном. Придушенные всхлипы. Я не могла совладать с собой, все тело сотрясалось. Я пыталась подавить следующий всхлип, но от этого звук получился лишь ужаснее.
- Кэти, - сказал Джун, оттолкнувшись ладонями от сцены. Он подошел ко мне, ковер скрадывал звук его шагов. Он обнял меня, окутывая своим теплом.
Я подавилась всхлипом из-за неожиданности. Это было странно, он обнимал меня так, как делал Томо, а я лишь думала: «Это не Томо. Это кто-то другой». Глупая мысль, но я плохо управляла собой в данный момент.
Джун гладил меня по спине, уткнувшись подбородком в мое плечо. Он тихо говорил мне на ухо:
- И все эти слезы, - сказал он. – Все эти слезы из-за Юу, - его руки были сильными, но нежными, светлая прядь щекотала кожу и отвлекала.
Его низкий голос был теплым.
- Со мной ты бы никогда не плакала, Кэти.
Он отстранился, глядя на меня теплым взглядом. Я едва могла его видеть сквозь слезы, воцарилось молчание.
А потом он коснулся своими губами моих.
Меня пронзили тепло и вина. Сердце колотилось в груди. Слезы, что катились по моим щекам, размазывались о его щеки, мы были слишком близко. Он пах лимонами и юзу, чернилами и смолой. От этого запаха кружилась голова, но хуже было то, что мне это нравилось.