Никак не отметив моего присутствия, развернула белый пакет из пекарни. По кусочку, медленно и с соблазнительным наслаждением она съела три маленьких печенья с арахисовым маслом. Доев, заглянула в пакет проверить оставшиеся три, большие, а потом, будто бы подтвердить их существование, обещанный ими восторг, она поименовала их одно за другим:
— Пятница на вечер.
Суббота на вечер.
Воскресенье на чай.
Всё продуманно
Перевод Шаши Мартыновой
Путь воды водой не замечен,
но проделан водою.
О равновесии
Перевод Шаши Мартыновой
Разложение
Перевод Шаши Мартыновой
Психоэкология
Перевод Шаши Мартыновой
Оммаж Уолту Уитмену
Житие духа
Перевод Шаши Мартыновой
Подсекай
Перевод Максима Немцова
Мы с Вики ловили радужную форель на тайном пороге безымянной реки на Тихоокеанском северо-западе — вероятно, лучшей для гоголей между Русской рекой и Белла-Кулой, за тысячу долларов наличными вам объяснят, как добраться. День клонился к вечеру, небо — цвета влажного пепла, вода высокая, но начинает спадать. Я пускал мандулу по верхнему отрезку, как вдруг почуял легкую задержку в тик-тик-тиковом ритме продолговатого грузила, подскакивающего на каменистом дне. Я подсек. Кончик удилища согнулся и задергался — тяжкая крепкая дрожь передалась мне в плечи.
— Клюет! — заорал я Вики в сорока ярдах ниже по течению.
Она повернулась, глянула на меня, завопила в ответ:
— Правда?
Почему-то это обычная реакция моих партнеров по рыбалке, отчего я постепенно начинаю верить, что я либо поразительно неумелый рыболов, либо до безумия азартный враль.
— Правда! — заверил я ее во весь голос, в доказательство приподняв согнувшееся удилище, после чего весь обратился к бореньям.
Хотя на самом деле особых борений не случилось. Рыбина насупилась в сильном проточном течении. Я слегка затянул фрикционный тормоз и поднажал; рыба сонно развернулась и двинула вниз по течению. Я чуть тронул пальцем катушку; сопротивление возросло, рыбина развернулась к берегу — туда, где Вики, которая только что свернула снасти и шла теперь ко мне, без сомнения ободрить меня, присоветовать и вообще поспособствовать.
Леска моя натянулась к ней, и тут она остановилась, вгляделась в воду, затем покачала головой.
— Эгей, — крикнула она, — да у тебя там здоровенный лосось с драным хвостом.
— Только не это, — взмолился я.
Она красноречиво показала на воду в нескольких футах от берега.
— Я его вижу. Здоровый, трепаный, с драным хвостом.
Я помянул имя Господа в серьезном суе: неудивительно, что рыбина не сопротивлялась, — после чего затянул тормоз, чтобы подтащить рыбину и быстро отпустить. Та не особо противилась, пока до меня не осталось футов двадцать, откуда она угрюмо направилась к воде побыстрее. Когда я поставил стопор, она опять развернулась и прошла мимо меня. Ну да — лосось траченый, гниющие плавники сносились до пеньков, битое-перебитое туловище испещрено крапинами тускло-белого грибка.
Но что-то здесь было не так. Дранохвост вяло закручивался штопором у самого дна — его движения не отвечали той неослабной дрожи, что я ощущал через удилище. И тут я увидел, в чем дело: рыбина в слепом повиновении императиву нерестись-пока-не-сдохнешь слилась в ухаживании до последнего вздоха с той особью, что и попалась мне на крючок, — радужной форелиной длиннее ярдовой мерки и шириной с чугунную кастрюлю.