Каждый думал в эту минуту о своем.
— Вот что, — произнес, выплывая из раздумий, Старенков. — Мы должны спасательную станцию оборудовать.
— На хрена она нужна?
— По технике безопасности спасстанция предписана. Только вот оснастки нет. Да и как ее заиметь?
— Что в оснастку-то входит?
— Э-э, Контий Вилат, входит столько, что и не спрашивай. Голову потерять можно.
— Ты бригадир, тебе и терять.
Старенков достал бумажку и, поглядывая в нее, начал один за другим загибать пальцы.
— Шлюпка на пять человек — одна, весла — три пары, уключины — три штуки... Или пары, черт их знает. Нагрудников спасательных — три, концов Александрова с двадцатиметровой веревкой — два, спасательных кругов — два, фонарей «летучая мышь» — один, досок толщиной не менее сорока миллиметров — две, санитарная сумка с набором медикаментов — одна.
— Не хвост собачий, — вздохнул Вдовин. — Много всего. Сразу не добудешь.
— Про спасателя вот только забыли. Слона и не приметили.
— Спасателем — любой из нас, — сказал Старенков. — Ты, я, он, он.
— А еще бы пост ГАИ на Луне установить, — мечтательно потянулся Уно. — Иль мимо сада городского на велосипеде проехать.
— Спишь, что ль? — спросил кто-то невнятно.
— Ага, — сказал Уно.
...Утром весь городок поднялся на ноги, не было ни одного человека, который бы остался в балке. Солнце еще не проснулось, предутренний туман плотным пологом сел на землю, нужно было ловкое умение ветра, чтобы поднять его, перебросить в сторону от трассы. Но ветра не было, загулял где-то, а может, еще не проснулся.
В береговом отпае вырубили квадрат, линию прохода отметили поверху, по льду, тонкими неошкуренными слегами, положенными одна к одной. Вдоль слег, по ту и другую сторону, сделали несколько квадратных колодцев — для водолазов, в каждый опустили по веревке.
Мощная трехсоттонная лебедка, установленная на противоположном берегу, была не видна, ее скрывал туман, из проруби выпрастывались обледенелые тросы, каждый в руку толщиной. Концы тросов были заякорены за пулю, вернее, за два тяжелых стальных языка, приваренных к пуле — этой заглушке, похожей на огромный танковый люк. Вдоль дюкера мрачными портовыми громадами проступали сквозь туман трубоукладчики — машины, вообще-то не обладающие приметным ростом, но туман увеличивал предметы, рассеивал контуры, раздувал их до невероятных размеров. С того берега прибрел Ксенофонт Вдовин. От обычной его суетливости и следа не осталось — был он торжественный, как новобранец перед присягой, даже выбрит, что на него непохоже — не в характере КВ каждый день бриться, трасса его и небритым принимает. Свои большие хрящеватые, наподобие лопухов, уши он подобрал, подсунул под шапку, голос его, хоть и хрипатый, наполнился достоинством.
Он, обтирая ладонью заветренное свекольное лицо, разыскал Старенкова, мазнул пальцами по козырьку шапки, вроде бы отдал честь:
— Бригадир! На том берегу готовность полная. Ждут команды.
— Туман проклятый, собственного носа не видно.
— Точно, — согласился вдруг Вдовин, — только коней красть. В старину так и делали.
— Валяй на тот берег, скажи — через пятнадцать минут начинаем. Сигнал зеленой ракетой подам. Надо бы красной, красная виднее, да нету, на складе были только зеленые. Красные другие профукали.
Вдовин повернулся на одной ноге и хотел уже было раствориться в тумане, как Старенков окликнул его:
— Постой! Сколько там на твоих кремлевских?
Ксенофонт отогнул рукав, заглянул под него — жилистое костлявое запястье окольцовывал тонюсенький, не толще шпагата, ремешок дамских часиков, купленных в Зеренове. Капелюшка циферблата поблескивала из темноты.
— Двадцать минут восьмого.
— «Двадцать минут восьмого!» — передразнил Старенков. — С получки денег тебе дам, купишь новые часы. На десять минут отстают. Подведи!
Вдовин, пыхтя, подцепил неуклюжими, огрубелыми пальцами колесико завода, передвинул стрелку вперед.
— Теперь иди! По ракете начинаем!
— Понял! — Вдовин отступил назад, все еще вглядываясь в крохотный вырез дамских часиков, с пыхтением задирая пальцами обшлаг. — Через пятнадцать минут, как у генералов в кино, начнем атаку. — Он, подпрыгнув, рывком развернулся, с топотом потрусил в туман, оскользаясь на наледях, всхрипывая и отплевываясь.