Стрёкот стал громче.
Прикрыв веки, чтобы хоть как-то защитить глаза, он продолжил протискиваться вперёд.
Камни стискивали грудь, ноздри забивала пыль. В волосы снова кто-то упал и принялся копаться там.
Риарн сделал полшага вперёд.
За спиной шелестело. Наверное, местные обитатели лакомились его кровью на камнях.
Ещё немного, и доберутся до него самого. Вперёд! Он рванулся изо всех сил и смог пройти ещё пару шагов.
Перед глазами по стене то и дело пробегали слабо светящиеся насекомые размером с ладонь. У них были длинные ноги и большие жвала. Массивные надкрылья издавали тот самый мерзкий шелест.
Чтобы не дать чёрному покрывалу страха накрыть себя с головой, Риарн закричал. Он закрыл глаза и усилил натиск.
Рывок! Рывок!
Боль пронзила ногу, похоже насекомые сообразили, как добыть вкусную кровь.
Щель кончилась вдруг.
Человек вырвался из неё как разряд молниевика – шумно и быстро. Стряхивая с себя назойливых мелких гадов, Риарн открыл глаза.
Потолок и стены просторной пещеры были покрыты сплошным шевелящимся стрекочущим ковром. Под ногами не было ни одной твари, только голубоватый песок.
Посредине пещеры лежал большой круглый валун. В неверном свете Риарн не сразу понял: когда-то давно это была статуя паука. Вот – голова, а вот – поджатые ноги. Время слизало шершавым языком все детали ещё до того, как холм поглотил статую. Из каменного брюшка вытекала вода. Ручейку должны были понадобиться тысячи лет, чтобы проделать расщелину, через которую Риарн попал сюда.
Риарн обошёл пещеру по кругу, но выхода не нашёл. Ни одна тварь даже не попыталась прыгнуть со стены или потолка. Хорошо. Он вздохнул и опустился на мягкий песок.
Надо подождать здесь немного, а потом попытаться пролезть обратно. Не будут же те всадники его сторожить.
Он зачерпнул воды и сделал глоток. Вкусно. От жажды он не умрёт, а мерзость в расщелине можно и потерпеть, главное не останавливаться.
От пережитого клонило в сон, холодный свет от жуков успокаивающе мерцал. Риарн помотал головой. Спать нельзя. Но он так устал, и вода поёт колыбельную как Лианна пела детям, и песок такой мягкий. Мягкий, как шёлк, как паутина в гнезде.
Здесь всегда было темно и тихо, до того как появились люди, до того, как на травянистые саванны пришли длинноногие птицы. До того как вырос лес. Просто – до того. До.
Тихий звук, низкий и приятный, пронизывает всё тело. Каждая клеточка откликается на него. Тело постепенно растворяется в этом звуке, сознание плывёт далеко-далеко. В первобытную тьму, в абсолютный покой и забвение.
Жжёт! Багровая искра бьётся как пойманная птица, рвётся наружу, тщетно стараясь порвать силки.
Темнота молчит равнодушно и благожелательно. Она разрешает всё что угодно, любое желание. Она готова подарить покой или вечные муки, ей всё равно, она одинаково добродушно выполнит любую просьбу. Но – только одну.
Искра жжёт, не позволяет забыть, простить, отпустить, раствориться. Бегство – это не правосудие, не справедливость.
Багровая искра вспыхивает словно высоченный костёр на праздник урожая. Всё, что Риарн помнит о Лианне и о детях, вся любовь, всё время, что он провёл с ними, скатываются в единый ком и подкатывают к горлу.
Никого не вернуть. Он пришёл за возмездием.
Тьма согласно молчит. На секунду ему кажется, что она молчит печально.
Вокруг становится белым-бело. В ряд стоят пыточные столы, тускло поблёскивают инструменты. На каждом столе лежит один из тех, кто сжёг деревню. Они все во власти Риарна. Он чувствует их страх и готов воздавать. Огнём и сталью. По справедливости!
Он смотрит на длинный ряд пыточных столов, пытаясь ощутить хоть что-нибудь. Хоть что-нибудь, кроме пустоты и дождя.