— Я думала, ты боишься акул и вообще больших рыб, — запинаясь, сказала Джанет и крепко прижала к себе дочь, ставшую теперь немного чужой. — Тебе каждую ночь снятся кошмары…
Киф-киф сонно почесала щеку и нос.
— Мне снятся кошмары про другое.
Не то еще голова закружится
(пер. А. Монахов)
распахнула багажник машины и зажгла газовую горелку, которую возила с собой. Открытая крышка багажника защищала пламя от ветра; а то, что от экспериментов с газом можно взлететь к Небесам, ее не волновало. Она попадет туда менее эффектным способом.
открыла банку спагетти и вытрясла содержимое в маленькую кастрюльку, чтобы разогреть. Это был ее обычный завтрак, правда, иногда она вообще не завтракала. Когда еда была готова, она выключила горелку и снова села в машину, примостив горячую кастрюльку со спагетти на видавшем виды руле. Медленно и задумчиво ковыряя вилкой, она наблюдала через лобовое стекло за морскими птицами. Машину она поставила подальше от обрыва, так что самого моря не было видно.
наспех проговорила благодарственную молитву. Такая у нее была странность: благодарить Господа после, а не до. Ведь получить возможность и ею воспользоваться — совсем не одно и то же, и довольно глупо заранее благодарить за то, что может и ускользнуть из рук. Другие сестры так не считали, но что ей теперь эти сестры!
немного подождала, пока спагетти улягутся в желудке, и сделала глоток из термоса, потом сняла парку с капюшоном, чтобы проверить, каково будет без нее. Еда и питье еще недостаточно согрели тело, она сразу почувствовала холод и надела куртку снова. На досаду, парка скрывала монашеское одеяние, и, что совсем неудобно, капюшон нельзя было носить вместе с покрывалом. Ведь если сюда кто-нибудь явится, у нее будут считанные минуты на то, чтобы привести одежду в порядок и предстать перед незнакомцами в должном виде. Парку сбросить — одно мгновение, но, возможно, придется обойтись без покрывала. Хотя, увидев распятие на груди, они все поймут.
вышла из машины размять ноги, длинные свои ноги. Прошлась взад-вперед по безлюдному утесу, втянув голову в плечи и сунув руки поглубже в карманы куртки. Сапоги на меху бесшумно ступали по влажной траве, парка слегка шуршала, как заводная игрушка. Небо, смыкаясь с морем, затягивало в щель у горизонта все земные звуки, и они изливались обратно чуть видоизмененные, выхолощенные. Чайки носились над обрывом и то и дело падали куда-то вниз; ей не хотелось подходить слишком близко к краю — не то еще голова закружится.
вернулась в машину, опять глотнула из термоса и наконец начала согреваться. Ветер чуть разогнал плотные облака, заслонявшие солнце, и еще немного тепла просочилось сквозь белую пелену. Скоро можно будет снять парку, уже скоро. Интересно, сколько времени, подумала она, заметив, что часы на приборной доске снова сбились: на них мигали цифры 00.00. Время можно узнать по радио, правда, придется слушать весь этот треп и поп-музыку. Довольно долго она, мучаясь, слушала радио, но так ничего и не узнала. Вдруг у края скалы остановился какой-то автомобиль.
выключила радио и сняла парку, под которой обнаружилось массивное потемневшее распятие на белом фоне. Вновь прибывшие — мужчина и женщина — вышли из трейлера и начали жадно глотать воздух. Они были обвешаны солнечными очками, фотоаппаратами и биноклями и сводить счеты с жизнью явно не собирались, хотя это место и было известно как «Мыс самоубийц».
подождала, пока мужчина и женщина, стоя у края обрыва, вволю наиграются со своей техникой. Она попыталась успокоиться, но адреналин уже закипал в крови: в голове зашумело от собственного голоса, снова и снова перечисляющего причины, почему стоит жить. Нет такой боли, для которой Господь не нашел бы места в своем бездонном вместилище страданий. Решиться на самоубийство — все равно что признать: ты больше не в силах нести бремя жизни. Да, конечно, порой это бремя бывает непереносимым. Но если ты способен сбросить его со скалы, размозжить тело о камни, дабы волны смыли в море твои останки как мусор, то что мешает поступить по-другому? Нет, нет, не вернуться к жизни, которая стала невыносима, не взвалить это бремя снова себе на плечи, а переложить его на кого-то еще — на плечи Господа. Да, Господа, который в этот миг стоит рядом, такой же близкий и настоящий, как я, — но только в миллион раз сильнее!