— Что, опять майки? — по-польски спрашивал дядя, когда она появлялась на работе, в «Кафе Краков».
— Мне нужен запас, — отвечала на том же языке Катажина. — Когда я вернусь в Польшу…
Она пожимала плечами и жестами изображала бесплодные поиски.
— Ты хочешь сказать, что в Польше нет маек?
Дядя уехал из Польши в 1980-м. В последнее время письма от родственников, кстати, так и не одобривших его поступка, выродились в списки вещей, которые можно теперь купить в познаньских магазинах.
Катажина подбросила в воздух новую майку и, пока та пребывала в свободном падении, ловко вонзила в ее проймы маленькие сильные руки.
— На польских майках печатают всякую чушь, — пожаловалась она, натягивая этот длинный белый покров через голову, поверх униформы официантки. — Знаешь, «Сен-Тропе», «Ультраспорт», «Черепашки ниндзя», «Для этой майки я чересчур сексуальна» — дребедень пяти-десятилетней давности. А простые, без рисунков, достать трудно.
И Катажина, одернув майку, точно юбку, присела в шутливом реверансе:
— Ну, как тебе?
— Ты спятила? В нее две таких, как ты, влезут.
— Сейчас модно, чтобы все сидело мешком, дядя. Видел бы ты, что продают в стильных магазинах. Большое и самое большое — другого не держат.
— Безумие. Твой отец мог бы из этой майки костюм себе сшить.
— Я до нее еще дорасту, дядя, поверь. Когда стану толстенной старой клушей.
— Есть здесь кто-нибудь? — донесся из ресторанного зала сварливый женский голос.
— Халина Козловская явилась, старая шлюха, — пробормотал Катажинин дядя. — Пора за работу, Кася.
Он резко махнул рукой в сторону плиты, и Кася стянула майку. Однако, прежде чем выйти в ресторан, ей пришлось оправить волосы, глядя в оконце духовки, поскольку миссис Козловская являла собой самую крепкую, брызжущую польской стервозностью свиную сардельку, какую когда-либо удавалось состряпать Природе.
«Когда ты помрешь, — думала Катажина, торопливо семеня к старухе, чтобы принять у нее заказ, — из твоего праха понаделают бульонных кубиков».
А следом подумала: «Это стоит записать». Она записывала свои мысли и впечатления, приготовляясь к роли новейшей литературной сенсации Восточной Европы, писательницы, чье лицо украсит миллионы бумажных обложек.
— Черт возьми, дитя, наконец-то. Выходит, не зря я надеялась!
— М-м? — отозвалась Кася, готовая записать заказ старухи в блокнот. Собственно, она уже и записывала, поскольку миссис Козловская неизменно заказывала одно и то же. Неделю спустя, после возвращения Катажины в Польшу, ее дядя нашел среди кухонных бумаг вырванный из блокнота листок:
ВЕТЧ + МР КОРНИШ
КОФ
БУЛ С МАК
СТЕРВОЗНАЯ СВИНАЯ САРДЕЛЬКА/ПРАХ/БУЛЬОННЫЕ КУБИКИ
— Очень смешно, — он немного поразмыслил и сунул листок к другим сохраняемым им бумажкам.
На следующий день Катажина зашла в музыкальный магазин Virgin Megastore и спросила, кто вскорости станет большой сенсацией.
— Я из Польши, — пояснила она, стараясь говорить с пущим, чем настоящий ее, акцентом. — Магазины записей у нас имеются, но в них только и есть, что Dire Straits да Фил Коллинз.
Как и ожидалось, из Virgin Megastore (а также из HMV, Our Price, Reckless, Sister Ray, Vinyl Experience) она унесла охапку рекламных материалов — плакатов, открыток, наклеек, листовок, пустых пластиночных конвертов, — ничего, по сути дела, не купив: Катажина расплачивалась непривычным акцентом, улыбкой и статусом музыкальной беженки. Стоявшие за высокими прилавками молодые люди, столь пресыщено надменные со всеми прочими покупателями, улыбались, взирая сверху вниз на нее и на ложбинку между ее грудей, склонялись к ней, готовые спасти бедняжку от Фила Коллинза и Dire Straits. Не обрекать же такую красивую девушку на невежество в том, что касается запретного плода новизны; ей просто необходимо вкусить этот плод за те немногие месяцы, по истечении коих Woolworths обнаружит его и выбросит на рынок, где он, бедный, и увянет.
— Зачем тебе этот хлам? — поинтересовался Касин дядюшка.
Он пожала плечами:
— Его отдают даром, дядя.
— Даром ничего не дают, — отозвался старик. — Ни здесь, и нигде. Уж этому-то меня научили.
Катажина затянула тесемки передника, спорить ей не хотелось. Перелет из Варшавы в Лондон оплатил дядя: в обмен она получила передник, чтобы его затягивать, и работу, чтобы ее исполнять. Жаль вот только, что в Америке у нее дядюшек нет — жаль, потому что там-то и находится подлинный центр мира, центр управления. Рано или поздно ей придется перебраться туда, и не потому, что Америка так уж разительно отличается от мест, которые она знает, но потому, что места, которые она знает, недостаточно отличаются от Америки.