Если бы Доктор меня сейчас увидел, он стал бы смеяться, а может быть, рассердился бы. Счел бы такое развлечение неподходящим для человека, который, подобно мне, участвует в столь серьезном деле.
Но надо же чем-то заняться, чтобы убить время.
Мы вернулись в дом, позавтракали кофе и черствым хлебом. В хлебе были муравьи.
Крошечные рыжие муравьи забились в поры мякиша, приходилось дуть изо всех сил, чтобы их оттуда выгнать. «Мы с тобой фыркаем, как тот бычок», — сказал я вдруг. Лоинас неохотно засмеялся.
Сейчас я смотрю на двух грифов, что кружат медленно в вышине. Догадались, видимо, что бычка скоро забьют. Висят на неподвижных крыльях, смотрят круглыми своими глазами, сверху смотрят и видят длинный скат горы, крутой скат крыши и спину бычка, тоже как скат. Видят они, наверное, и город за лысой горою, и дорогу через сухой овраг, что поднимается к дому и тянется дальше. И когда пойдет по дороге машина, они первыми ее увидят. Но если машина появится, я издали услышу шум мотора. Времени хватит, я запру дверь, возьму револьвер и встану в проеме окна. А можно выбраться из дому через заднюю дверь и пробежать по склону на другую сторону горы.
Лоинас, кажется, ничего не подозревает, да к тому же неразговорчив. Стережет дом да выполняет приказы генерала. Он знает генерала с давних пор. «С мальчишеских лет я с ним», — говорит он.
Меня же привез сюда Испанец. Очень сильный широкоплечий человек. Руки у него такой же толщины, как ноги. Красное, выдубленное солнцем лицо — в мелких морщинах. А руки волосатые. И он постоянно чистит ножичком ногти. И бакенбарды у него огромные, курчавые, на полщеки. Испанец сказал мне: «Будешь ждать здесь. Приказ изменили». И привез меня в этот дом уже к вечеру. Машину вел еще один из людей генерала. Мне известно только, что приказ изменили. Что-то не удалось, или получилось не так, как ожидали. Может, генерал распорядился привезти меня сюда, или это решение Доктора. А ведь все, казалось, было подготовлено. Сегодня на рассвете — переворот. Совсем рано. Когда еще темно. Наши должны схватить того человека. Его, вероятно, уже увезли. Город в волнении. Газеты вышли с огромными заголовками, буквы с кулак величиною: «Президент исчез. Формируется новое правительство». А я здесь, меня привезли Испанец и его помощник.
Оставили с Лоинасом, сами уехали. «Присматривай за сеньором», — сказали они Лоинасу при мне. Но кто знает, что еще они ему сказали, когда остались наедине. Уж если ввязался в такие дела, приходится быть начеку.
Испанец давно уже занимается подобными вещами. С молодых лет, с тех пор, когда генерал с людьми из охраны подняли мятеж. Испанец тогда впервые отличился, смелый он, да и мошенник порядочный. «Ни в чем не могу отказать генералу», — так он говорит.
Я всего лишь несколько раз видел генерала. Маленький, бледный, худой. Нервный, наверное, беспокойный. Глаза большие, взгляд пристальный. Трудно поверить, что он — герой, прославленный множеством опасных приключений. Настороженный, подозрительный. Выражение лица — как у игрока в шахматы. Человек, у которого на совести столько смертей, невольно внушает недоверие и даже страх. Видно, что убить ему ничего не стоит.
Иногда он молчит часами, и неизвестно, о чем думает. Иногда же начинает вдруг говорить долго, подробно, приятным голосом и выражается изысканно. Не «женщина», к примеру, а «дама», не «мужчина», а «кавалер», не «вечеринка», а «ассамблея». Или начнет рассуждать о том, как выращивать молочный скот. О «полном стойловом содержании», о «сезонном стойловом содержании». И не знаешь, как связать такие речи со всем тем, что известно о его жизни. Я говорил о генерале с Доктором. Сказал, что не доверяю генералу. «Так ли необходимо связываться с человеком, пользующимся дурной славой?» Но Доктор каждый раз отвечает одно и то же. Чтобы действовать, нужны люди действия, хлеб пекут пекари, мессу служат священники. Революции нужны люди действия для свершения некоторых необходимых акций.
Это верно, что придется действовать жестко и в опасных условиях, и все равно генерал мне не нравится. «Он ничего не может совершить самостоятельно», — уверяет меня Доктор. Доктор считает, что генерал нуждается в ученых людях, он один не в состоянии осуществить руководство движением. «Потом мы дадим ему какой-нибудь пост. И все тут». После переворота мы переменим все. Испанцу ничего об этом не известно, генералу — тоже. Сам Доктор испугался бы, если б узнал, какой путь мы собираемся избрать. Мы покараем всех виновных. Заставим возвратить награбленное. Мы учиним страшные расправы. Свершим праведный суд.