— Не шумите, — шепнул торговец. — Вы очень нужны. Накиньте на себя что-нибудь и наденьте башмаки.
Доктор подумал, что случилось что-то с мисс Томпсон.
— В чем дело? Захватить инструменты?
— Скорее, ради бога, скорее.
Доктор Макфейл прокрался в спальню, надел поверх пижамы плащ и сунул ноги в туфли на резиновой подошве. Он вернулся к торговцу, и они на цыпочках спустились по лестнице. Наружная дверь была открыта, перед ней стояли несколько туземцев.
— В чем дело? — повторил доктор.
— Пойдемте, — сказал Хорн.
Он вышел, и доктор последовал за ним. Туземцы кучкой шли позади. Они пересекли шоссе и вышли к пляжу. Ярдах в двадцати пяти доктор заметил группу туземцев, толпившихся вокруг чего-то, лежавшего у самой воды. Они ускорили шаг; туземцы расступились перед доктором. Торговец тащил его вперед. Затем он увидел труп, лежавший наполовину в воде, наполовину на песке, — труп Дэвидсона. Доктор Макфейл нагнулся — он был не из тех, кто теряется в трудную минуту, — и перевернул его. Горло было перерезано от уха до уха, а правая рука все еще сжимала роковую бритву.
— Он совсем остыл, — сказал доктор. — Он умер уже довольно давно.
— Один из них только что заметил его — по дороге на работу, — пришел и сказал мне. Как вы думаете, он сам это сделал?
— Да. Надо послать за полицией.
Хорн сказал что-то на местном наречии, и двое юношей пустились бежать со всех ног.
— Его нельзя трогать до прихода полиции, — добавил доктор.
— Я не позволю отнести его в мой дом. Я не хочу, чтобы он лежал в моем доме.
— Вы сделаете то, что вам скажут, — резко ответил доктор. — Но я полагаю, его отправят в морг.
Они стояли и ждали. Торговец достал из складок своей лава-лава две папиросы и протянул одну доктору. Они курили и глядели на труп. Доктор не мог понять, что произошло.
— Как, по-вашему, почему это он? — спросил Хорн.
Доктор пожал плечами. Вскоре подошли с носилками туземные полицейские под командой белого матроса, а за ними два морских офицера и флотский врач. Они принялись деловито распоряжаться.
— Надо бы поставить в известность его жену, — сказал один из офицеров.
— Раз вы, пришли, я пойду домой и оденусь. Я позабочусь, чтобы ей сообщили. По-моему, ей не стоит на него смотреть, пока его не приведут в порядок.
— Пожалуй, да, — сказал флотский врач.
Когда доктор Макфейл поднялся к себе, его жена кончала одеваться.
— Миссис Дэвидсон страшно беспокоится о муже, — сказала она, едва увидев его. — Он не ложился всю ночь. Она слышала, как он ушел от мисс Томпсон в два часа, но он вышел из дому. Если он столько времени гулял, то, конечно, будет смертельно измучен.
Доктор Макфейл рассказал ей о несчастье и попросил осторожно подготовить миссис Дэвидсон.
— Но почему он это сделал? — спросила она в ужасе.
— Не знаю.
— Я не могу. Не могу.
— Надо.
Она испуганно посмотрела на него и вышла. Он слышал, как она вошла в комнату миссис Дэвидсон. Подождав минуту, чтобы собраться с силами, он начал бриться и одеваться. Потом сел на кровать и стал ждать жену. Наконец она вернулась.
— Она хочет видеть его.
— Его отнесли в морг. Нам, пожалуй, следует проводить ее. Как она это приняла?
— По-моему, ее словно оглушило. Она не плакала. Но она дрожит как осиновый лист.
— Нужно пойти немедленно.
Когда они постучались, миссис Дэвидсон сразу вышла к ним. Она была очень бледна, но не плакала. В ее спокойствии доктору почудилось что-то неестественное. Не обменявшись ни единым словом, они молча пошли по шоссе. Когда они приблизились к моргу, миссис Дэвидсон заговорила:
— Я хотела бы побыть с ним одна.
Они отступили в сторону. Туземец открыл перед ней дверь и закрыл ее, когда она вошла. Они сели и стали ждать. Подошли несколько белых и шепотом заговорили с ними. Доктор снова рассказал о трагедии все, что знал. Наконец дверь тихо отворилась, и миссис Дэвидсон вышла.
— Теперь можно идти, — сказала она.
Ее голос был ровен и строг. Доктор Макфейл не понял выражения ее глаз. Ее бледное лицо было сурово. Они шли медленно, не нарушая молчания, и наконец приблизились к повороту, за которым находился дом Хорна. Миссис Дэвидсон ахнула, и все трое остановились как вкопанные. Их слух поразили немыслимые звуки. Граммофон, который столько времени молчал, хрипло и громко играл разухабистую песенку.
— Что это? — испуганно вскричала миссис Макфейл.
— Идемте, — сказала миссис Дэвидсон.
Они поднялись на крыльцо и вошли в переднюю. Мисс Томпсон стояла в дверях своей комнаты, болтая с матросом. В ней произошла внезапная перемена. Это уже не была насмерть перепуганная женщина последних дней. Она облачилась в свой прежний наряд: на ней было белое платье, над лакированными сапожками нависали обтянутые бумажными чулками икры, волосы были уложены в прическу, и она надела свою огромную шляпу с яркими цветами. Ее щеки были нарумянены, губы ярко накрашены, брови черны, как ночь. Она стояла выпрямившись. Перед ними была прежняя наглая девка. Увидев их, она громко, насмешливо захохотала, а затем, когда миссис Дэвидсон невольно остановилась, набрала слюны и сплюнула. Миссис Дэвидсон попятилась, и на ее щеках запылали два красных пятна. Потом, закрыв лицо руками, она бросилась вверх по лестнице. Доктор Макфейл был возмущен. Оттолкнув мисс Томпсон, он вбежал в ее комнату.
— Какого черта вы себе позволяете? — закричал он. — Остановите эту штуку.
Он подошел к граммофону и сбросил пластинку.
— А ну, лекарь, не распускай рук. Что тебе понадобилось в моей комнате?
— То есть как? — закричал он. — То есть как?
Она подбоченилась. В ее глазах было неописуемое презрение, а в ответе — безграничная ненависть:
— Эх вы, мужчины! Поганые свиньи. Все вы одинаковы. Свиньи! Свиньи!
Доктор Макфейл ахнул. Он понял.