— А при чем тут внешность? — снова не поняла я, старательно подавляя где-то в самой глубине души смутное недовольство тем, что предсказывала целительница в отношении Лильрина и других девушек. — Если так рассудить, некрасивых людей вообще не бывает. У всех руки-ноги-голова более-менее одинаковые. Нет, вот Сириан особенно хорош, признаю, но это же не повод в него влюбиться?
— А что для тебя повод? — неподдельно заинтересовалась пожилая женщина. Она вернулась к своему делу — перебирала флаконы в походной аптечке, проверяя и перепроверяя количество, качество и сроки годности снадобий, но делала это настолько привычно, что руки действовали сами, позволяя хозяйке выпытывать у меня ответ на непростой вопрос.
— Ну… — Я посмотрела на нее и полезла в третий раз считать рулончики перевязочного материала. — Не знаю даже… Какой он человек. Добрый ли. Умный. Смелый… Умеет ли слушать. Будет ли верить. Как отнесется к моим успехам, не станет ли чувствовать себя уязвленным, раз жена такая мастерица. Да много чего должно сойтись — мне же с ним не просто… спать. Но и детей рожать, жить вместе. О чем говорить станем вечерами у огня, будут ли нам обоим смешны одни и те же шутки, насколько уютно при нем молчать и заниматься своим делом. Как он к детям вообще относится, вдруг будет так воспитывать, что лучше детей в охапку — и бежать. Как ему самому со мной — только ли внешность интересна, только ли сила, или я сама? А то ведь и красота, и Маа могут исчезнуть, а что останется?
— М-да. — Наставница посмотрела на меня пристально и, как мне показалось, с уважением. — Не ожидала, хотя знаю тебя вроде бы уже неплохо. Так впору в сорок лет рассуждать, пожив и поглядев на жизнь других. А ты еще девчушка совсем.
— Глупый учится на своих ошибках, умный — на чужих, — невесело усмехнулась я, вслух помянув народную пословицу. — В большой семье такого насмотришься… а потом еще в обители, куда самые разные люди приходят со своими историями. Лекарю их рассказывают даже чаще, чем случайному попутчику. Особенно если внимательно слушать.
— Вот тут ты права, — согласилась Маирис. — Ну? На четвертый раз уж перепроверять не станем. — Она затянула ремни на кожаных сумках с лекарствами и прочими вещами. — Не хочется тебя отпускать, а надо. Уже второй колокол был, скоро отряд прибудет к воротам, чтобы забрать тебя и тех мужчин из земледельцев, что вызвались добровольцами.
— Еще эсс Гузриш хотел пойти, — вспомнила я. — Собирался к командиру. Он старенький уже, но, говорят, лучший следопыт и охотник. Ты не знаешь, его берут? Если да, то надо же еще настойку наперстянки положить, с его сердцем — обязательно!
— Хм… положи, лишней не будет. А теперь пошли, я…
— Эсса Маирис! Эсса Маирис!!! — Дверь грохнула, в комнату без стука ввалилась одна из младших учениц и остановилась на пороге, тараща глаза и тяжело дыша. — Там… Там!
Глава 32
— Что там, детка? — спокойно и терпеливо спросила Маирис, жестом веля девчушке остановиться и выдохнуть.
— Там пришел шадаг, который не шадаг, и он такой краси-и-ивый! — выдала пигалица и вдруг страшно смутилась, посмотрев на меня. — Он такой… ой.
— Если уж этот мужчина больше не шадаг, то будь добра, называй его по имени, — строго заметила наставница. А я удивленно на нее взглянула: сама Маирис без проблем продолжала Лильрина именовать «нехорошим» словом, и ничего ее не смущало. Но, может быть, вот после этого замечания перестанет?
— А он не сказал, как его зовут! — с некоторой обидой и даже претензией заявила малявка. — И никто не сказал! — Тут она снова покосилась на меня и недовольно засопела, словно я нарочно, ей назло, утаила такую важную информацию.
С ума сойти, они что, и правда все в Лильрина повлюблялись? Нашли время… Да и с какой радости-то, я никак не пойму. Ну мужчина, ну для здешних мест необычный… вроде бы и красивый тоже. С ума-то зачем сходить? Заняться больше нечем?
— Если тебе интересно его имя, подойди, вежливо поздоровайся и спроси, — усмехнулась Маирис, набрасывая на плечо ремень одной из моих сумок. — Я так поняла, этот красивый мужчина пришел, чтобы сопроводить Лейсан к месту сбора отряда? Он что, один?
— Да нет, — отмахнулась девчонка. — Ваш племянник тоже пришел. Но как его зовут, мы знаем… Ой.
— Еще бы вы не знали. — Тут мы с Маирис хором рассмеялись. А я подумала, что, собственно, удивляться нечему. Вспомнить, к примеру, моих сестер и племянниц помладше. Да и тетушек… Там, в родном доме, на женской половине было очень даже принято подглядывать за мужчинами в щелочку и платонически влюбляться в каждого красивого представителя сильного пола просто потому, что больше, собственно, никак. Никто не пустит их свободно общаться, никто не спросит согласия на брак. Остается только мечтать и придумывать себе любовь.